Весной 1938 года на стол Дунаевского легло письмо от десятилетнего паренька из деревни Дубровка Ленинградской области, имени которого не сохранилось. Паренек сообщал, что сочинил песню и хотел бы приехать к дяденьке композитору просить, чтобы тот записал ее нотами, так как музыкальной грамоте он не обучен.

Но что самое удивительное — Дунаевский принял его. И этот случай не единичен. Есть история о том, что он пообещал одной маленькой школьнице пойти с ней на фильм «Большой вальс», рассказывающий о жизни композитора Штрауса. И надо сказать, сводил, сам посмотрел и остался очень доволен.

Он стал действительно слугой народа. И власть этот миф всячески поддерживала. Народ верил, что в стране все делается только по хотению народа.

Дунаевский общался с председателями колхозов, доярками, рабочими. Он выяснял, чего им не хватает. Его приезд сначала воспринимали как приезд изнеженного композитора, который может только сыграть песню. Но не такой был Исаак Осипович.

Надо было совершить большое усилие, чтобы переломить в глазах маленьких партийных начальников это легкомысленное отношение к нему. Раз Дунаевский согласился быть политиком, значит, он им будет.

* * *

…Власти заметили рвение композитора. Буквально через пару месяцев после избрания в депутаты к Дунаевскому обратились из редакции газеты «Советская культура» с просьбой рассказать об одном его дне. Материалу отдали целую полосу.

Идеальный композитор — слуга народа, он умеет решать идеологические задачи, которые ставит партия, — вот краткий смысл той хвалебной статьи.

В конце марта 1938 года Дунаевский оказался втянутым в новую бюрократическую дрязгу. Его детищу, его родному Театру миниатюр, единственному в стране, грозила гибель. Кто-то из питерских партийных бюрократов решил, что больше всех Ленинграду нужен Театр музыкальной комедии. Он располагался в бывшем Народном доме. В нем отличная, с точки зрения композитора, оркестровая ложа и просторная сцена.

Без его ведома, через Ленсовет, провели постановление об улучшении работы театра. «Случайно» Дунаевскому сообщили, что помещение его театра отбирают, а ему отдают несуществующее помещение протестантской кирхи Петра и Павла, которая была абсолютно непригодна для театральных представлений. Чтобы реконструировать кирху, требовалось полтора года.

Дунаевский это все прекрасно понимал. Он не понимал одного: кому выгодно его скинуть? Врагов у него вроде не было. Ну, многие завидовали его квартире, машине, орденам. Но кому станет лучше от того, что театр прекратит существовать? Дунаевский спрашивал у своих оппонентов из Театра музкомедии: