Вот так, с боями с мелкими вражескими группами мы к ночи вышли к Малоярославцу.

Темно, вначале ничего не видно, но всмотришься в эту темь, и, оказывается, здесь и машины негде ставить, здесь войска — наши войска, пушки, танки, — темно, а они видны, видны и люди около них, они что-то делают, переговариваются; где-то что-то стучит, что-то ухает, но это родные шумы — здесь наши войска!

И мы снова начали поиски. А майор отправился на поиски штаба фронта.

— Из саперного никого здесь лет, — говорят бойцы. Убедившись, мы вернулись к своим машинам «прикорнули», кто где мог, и сразу замертво уснули.

Через какое-то время вызвали меня к командующему. Видимо, моя роль в этой операции по выходу из окружения нашей группы была несколько преувеличена майором, так как командующий сказал в мой адрес много хороших слов и вынес официальную благодарность. Мне же надо было спешить на работу, хотя выйти из этой боевой обстановки уже было трудно, — но дисциплина и ответственность требовали иного.

По приказу командующего меня отправили на машине до Подольска, а оттуда поездом я прибыла в Москву.

Семь суток на фронтовых дорогах, семь лет на одном и том же заводе, — и эта цифра семь напомнила, как женщина из деревни, где я родилась, рассказала, что когда после смерти матери меня везли в детский дом, я на протяжении всего пути в семь километров заливалась слезами и кричала только одно слово: «мама!»

В течение этих страшных семи суток глаза были сухие, сердце обливалось кровью и губы негласно твердили одно — отомстить за горящие города и села, за истоптанные хлеба, за убитых здесь на дорогах и раненых людей, за плачущих и стонущих ребят, зовущих своих, уже мертвых, мам. За этот ревущий скот, который тянется на восток. За все то горе, которое принесли фашисты на нашу родную землю.

Я шагаю по всегда такой родной и любимой Москве, трамваев нет, иду пешком, денег с собой нет. Иду и будто все вижу в первый раз. Вот Охотный ряд, гостиница «Москва». Здесь я жила во время последней командировки вместе с Броней, а рядом жил Иван. Может этого не было? Нет, было, было… Была любимая работа, было творчество, созидание, была радость жизни, были рядом такие близкие, родные люди.

Броня и оккупированная земля — не укладывается в мыслях это. Детский дом, Дом рабочего подростка, наши воспитанники и воспитатели — и неужели все это там осталось, а может, успели куда-то уехать на восток? А Москва, разве может сердце всей страны переместиться куда-то? Нет, сердце у нас одно, и за него надо драться в жарких схватках с этим жестоким врагом — защитить Москву, защитить сердце Родины-матери.