Все взывало о помощи. Надо бежать к танку, что-то делать, но выручить, спасти — иначе нельзя! Танк стоит как обреченный, фашисты расстреляют его в упор, и он погибнет на наших глазах.

И тут, словно почувствовав наши переживания, по рупорам донеслись новые данные стрельбы. Огонь орудий был перенесен на прикрытие нашего танка. Команды поступали из наземного наблюдательного пункта.

Враг ответил сильным артиллерийским огнем. Стоило же чуть приоткрыться люку башни танка как градом ударяли вражеские пулеметные очереди. Стало понятно — фашисты хотят, что называется, захватить наш танк живьем.

В это раннее утро шел мелкий упорный дождь, в воздухе, казалось, висела чистая муть. В низине над лугом и болотом паутиной стелился, все время сгущаясь, туман. Над Волховом лежала белая пелена, и с противоположного берега — со стороны противника — видимость была явно плохой, однако танк им все же виден был, и пулеметные очереди ложились довольно кучно вокруг него.

Все внутри твердило: надо идти на помощь экипажу.

Но командир на наши просьбы разрешить подобраться к танку жестко ответил:

— Занимайтесь своим делом.

И тут мы заметили, — кто-то все же перемещается по болоту, ползет, катится, словно колобок, с пригорка, подбирается к танку.

Именно в этот момент прямым попаданием разбило контрольную площадку бронепоезда. Пришлось немедленно бежать туда. А мысли о судьбе танка и его экипажа не покидают.

Снаряды несутся, свистят над головой, каждый раз приходится падать, увертываться и снова бежать. Наконец — вот она — факелом горящая площадка. Быстро отцепили ее и толкнули, пусть катится поближе к противнику, подальше от бронепоезда.

Огонь со стороны противника ослаб. Утешились, считают, что горит весь бронепоезд. Хорошо!

— Нам тилькы цього и бракувало, — произносит один из солдат.

И мы снова бежим не столько от опасности обстрела — судьба танка теперь над всем. На КП прильнули к стереотрубе как раз в тот момент, когда воин уже дополз до танка, по корме подобрался к люку и моментально скрылся в нем. В тот же миг к танку понеслись пулеметные очереди со стороны противника. Продолжался и артиллерийский огонь, а мы ликовали. Все покрыты копотью, потом, еще не улеглось волнение от пережитого вражеского обстрела, от снарядов, рвущихся рядом. Но радость пришла: какая-то помощь танковому экипажу оказана. Тут же разнеслась весть: к экипажу подобрался капитан — заместитель командира танкового батальона.

Вскоре танк начал делать какие-то рывки и, наконец:

— Движется! — чуть не прыгая от радости, кричали все, хотя никто этих выкриков в грохоте и вое снарядов не слышал. Танк двигался задним ходом, плавно, медленно.