— Правильно, правильно, — вскочив со своего места, начал командир танка лейтенант Степнов. — Наш экипаж все время воюет, а машина ни разу не имела серьезных повреждений, в то же время битой техники и живой силы противника на нашем счету немало.

Но спросите наш экипаж, спросите Колю Вершинина, Витю Пискунова, что им жизнь не дорога? Мы ищем, что ли, смерть, находясь все время в боях? Нет, жизнь нам дорога как и каждому человеку, но не только своя, а жизнь всех и наших близких и родных. Поэтому мы ищем врага, чтобы уничтожить, чтобы быстрее добиться победы.

А трус, если хотите, самый злейший наш внутренний враг, он страшнее открытого врага.

На этом собрании никто слова не просил и никто никого не останавливал. Здесь говорили сердца воинов, презирающих смерть во имя жизни.

— Сам я родом с Урала, — начал командир роты Косячный, — там и дед, и отец, и семья моя. Мы люди, всегда воюющие с огнем, с расплавленным металлом — доменщики мы. Профессия нелегкая и небезопасная. В свою бригаду горновые труса не принимают, знают, подведет. Надо, скажем, закрыть летку доменной печи под давлением, с первого раза не получилось, а металл рвется как снаряд из пушки, тебя обжигает, а ты не имеешь права оставить работу, терпишь, горишь, но закрыть должен. А был случай, когда горновой не стерпел, испугался, и двух человек металлом в ковш снесло.

Трусость — это предательство. Бесстрашие само не приходит. Его надо вырабатывать в себе и в своих товарищах, а главное к своему кровному делу надо относиться с полной ответственностью. Основная наша профессия сейчас — наше кровное дело — бить врага, уничтожать его. И делаем мы это во имя жизни, во имя Родины, а для этого если надо, то не жалко и свою жизнь отдать. Надо своим умением, любовью к своему народу, к жизни уничтожать врага. Трус же всегда сам погибает и других к гибели приводит, как это сделал Вахромеев.

На собрании комбат Пустовойтов сидел и непрерывно курил. Казалось, он и не слышит никого, а в глубоком раздумье решает важную задачу, так он всегда вел себя перед боем. Но вот он не спеша поднялся, стряхнул пыль со своего комбинезона, снял танковый шлем, пригладил жесткие от пыли русые волосы и будто продолжал уже начатую речь:

— Под Харьковом рванулись мы из леска и оказались лицом к лицу с противником, а танков у него было намного больше. Нам бы в тот момент с Косячным стоило чуть замешкаться, и конец… Трусость дело страшное, на корню его надо выжигать.

Вахромеевым пощады не должно быть — он предатель, предал фронтовую дружбу, взаимовыручку, без которой в жизни, и особенно в бою, нельзя, он думал о своей собственной шкуре, а товарищам смерть принес. Об этом должен знать каждый солдат. — Слушали капитана все, впитывая каждое слово. Он был уважаем и любим личным составом. Смелость его в бою была неотделима от его существа и была естественна, иное ему было чуждо. Требовательный к себе и к другим, он в любой обстановке не терял воинского вида и высокой организованности. Был он воин, выполняющий всегда воинскую присягу своим сердцем, и это проявлялось в малом и большом.