Как-то, играя еще в детстве с моточком ниток, спрятала его за платьем, забыла о нем, а он при наклоне покатился по рукаву, подумала, что это мышь, и тут же замертво упала.

Сейчас это нашествие мышей было личной трагедией — не удобно боевому офицеру проявлять страх перед мышами, а он есть и никуда от него не денешься.

А мыши не только днем, но и по ночам возились в матрасе, набитом соломой. «Это вам кажется», — уверяли товарищи. А уснуть не было никакой возможности. Вывалила солому из матраса, а там целый выводок мышей. Достала кошку, отдавала ей все лучшее из своего дневного рациона, только хотя бы ночью уберегла от мышей, но их было столько, что у нее выработался, видимо, к ним иммунитет, а мыши это быстро поняли и вели себя вполне свободно в ее присутствии. Бегали они и между досок, которые держали в землянке стены, бегали и по столу, и по земляному полу, а вот привыкнуть к ним никак не удавалось, хотя многие их уже вроде не замечали.

Землянки в части, где требовательный командир, всегда выглядят удобно и даже уютно. Наш военный земляной городок обжит с первого дня, так что, войдя в любую землянку, подумаешь, что кончилась война и часть расположилась на долгое время.

Нары аккуратно накрыты одеялами, стоят сколоченные столы и скамьи, проведен электрический свет от аккумуляторов, сделаны земляные скамейки и кое-где пол даже песочком посыпан.

В Ленинской комнате, а она сделана в первые же часы пребывания здесь, вокруг всех стен земляная скамья и сколочены из досок скамьи, стол, висят портреты Ленина и Сталина и плакат «Родина-мать зовет!», где изображен образ матери, держащей в руках «военную присягу». Это зовущий на бой плакат всегда был с нами. Замполит и секретарь парторганизации на любом собрании, на любом совещании прикрепляли на самое видное место плакат, и он был большой мобилизующей силой.

Вот здесь и предстояла встреча с командой шоферов, которая была уже приведена командиром взвода. Знаю, что мыши там везде снуют, и одна мысль сверлит мозг — «выстоять», не показать личному составу своего отвратительного страха перед мышами, а то пойдут смешки, насмешки. «Сказано — баба», — произнесет кто-либо и тогда все кончено.

Старший команды при входе встал, доложил как положено. Все шло по уставу.

Посмотрела на присутствующих, а выражение лиц никак не уставное, все будто бы полны внимания, но выражение их глаз то насмешливое, то суровое, то предательски скромное, и даже в этом полумраке видны — то озорные, то насмешливые глаза. Есть и критические, и даже угрожающие или настороженные, говорящие: «Нет, брат, нас уж ничем не проймешь».