— С победой, родные! — встречали нас в освобожденных селах, хуторах, где, казалось, после жестокого боя нет ни одной живой души, но из погребов, из картофельных ям с опаской выбираются изможденные, оборванные люди и со слезами радости встречают своих.

— Вэрнулыся сынкы… О, господы, — и маленькая высохшая женщина падает ниц, целует родную, теперь уже свободную землю. «То тетка Варвара», — слышится шепот в толпе.

— Два сына у нее в Красной Армии, и как же здесь над ней издевались, а перед уходом сам староста хату ее поджег. И моя вот горит, ну и пусть, лишь бы вернулись наши. Хаты новые построим, — говорит молодая женщина, успокаивая и поддерживая тетку Варвару.

Под тыном лицом кверху лежит убитый фашист, пуля его настигла здесь. Лежит широко раскинув руки и ноги, а рядом коптящий факел…

Люди подходят к нам, обнимают, целуют. Убитого врага не замечают — падаль.

Бойцы тушат пожары, снимается оцепенение и обреченность с людей, они тоже начинают спасать свой кров, собирать свое имущество, разбросанное и растоптанное — к ним возвращается жизнь.

Старик и мальчишка-подросток привели двух полицаев, народ окружил их — глаза сухие, возмущенные. Вперед вышла женщина, ее двух дочерей четырнадцати и шестнадцати лет угнали в Германию — их выдали эти полицаи.

— На колени падаете, жизнь свою поганую в людской крови обмытую хотите сохранить, а посмотрите в глаза нам, матерям, у которых вы отняли и дом, и радость жизни — детей наших забрали. Вот мы поседели в свои тридцать — тридцать пять лет… Пощады просите — нет, люди добрые, им пощады!

В толпе стоном и эхом отдается:

— Нет им прощения.

Украинский народ, как и весь советский народ — великие труженики, народ-созидатель, люди добрые и гостеприимные. Всем известна приятная украинская сентиментальность, любовь к своему краю, к земле, животным и цветам. Сама любовь здесь звучит как песня. Нет, народ не жестокий, но любое сердце ожесточится, испытав зверства, творимые фашистами и предателями здесь, на этой земле.

Вот почему убитый враг и смерть предателей — вызывают у людей не жалость, а отвращение, рождают законное чувство мести.

Бои с противником не прекращались. Днем и ночью мы продолжали двигаться. «На Запад и только на Запад!» — часто повторял замполит полка.

В тот же день к вечеру выбили немцев из небольшого хутора, и надо бы преследовать противника, а техника требовала осмотра. Остановились.

Домов в том хуторе не много, но и те фашисты не пощадили, — пожары бушуют кругом, полыхают соломенные крыши белых мазанок, и сердце твое горит таким же огнем. Ты видишь этот хутор в мирные дни: окруженный плодородными полями и лугами, он всегда оглашается песенным звоном. И тогда, когда люди труд свой земле отдают, и когда ведут свой хоровод налитые колосья, и шелестят высокие буйные травы, и когда звенят косы на лугах.