– С такой дивизией, – заметил я, – невозможно даже остановить высадку американцев, а что уж говорить о…

Вот так рассуждали вновь испеченные лейтенанты, заботясь о судьбе армии, хотя такими мыслями должны были быть озабочены господа в верхних эшелонах власти.

– Ты слышал, – сказал Гиллес, – что наш генерал каждую ночь проводит в борделе?

Вопрос остался без ответа. Что тут можно было сказать?

Выпитое африканское вино сказывалось все больше, и нам все труднее становилось крутить педали, которые отяжелели так, словно налились свинцом. Дорога петляла, виноградники с мускатом оказывались то справа, то слева, и, того гляди, могла устремиться прямо в Средиземное море. Ровной она была только там, где богатеи и землевладельцы проложили для себя асфальт, чтобы легче и быстрее добираться от Пиренеев до Ниццы. И все же ничто не могло испортить наше хорошее настроение. Ведь сзади нас возвышался красивый перевал, а справа блестело море, по которому когда-то доставляли груз своему султану барки сарацинов и прочих арабов.

К вечеру мы вернулись в Монпелье, где на городской площади оркестр давал концерт. Играли, естественно, Легара, популярный военный марш «Прусская слава», «Марш Радецкого». Снова Легар, черт бы его побрал. Но все было правильно, ведь Легар в свое время являлся самым юным полковым капельмейстером в армии австро-венгерской монархии. Таким образом, поддерживались традиции и связь с прошлым.

Но на это можно было взглянуть и по-другому. Звучавшие произведения Легара являлись данью памяти забытым и похороненным под снегом солдатам в далеком Сталинграде. Музыка Легара, наверное, до сих пор продолжает неслышно витать над руинами Сталинграда, издаваемая мертвыми музыкантами из пробитых пулями и осколками снарядов тромбонов.

Исполняемая военным оркестром музыка Легара звучала как похоронный марш по Гитлеру. О, если бы его зарезали еще тогда, в 1908 году, венские бродяги, когда он оказался в приюте для бездомных! Но среди них не нашлось ни одного, кто мог бы предположить, что одним быстрым ударом ножа он освободил бы миллионы людей от лишений и страданий, а жителей Монпелье от необходимости слушать музыку немецкого полкового оркестра в 1943 году. Тем более что вокруг оркестра я не заметил ни одного француза. Под Легара фланировала только парочка дешевых девушек легкого поведения.

В Монпелье нас поразили остатки старинного водопровода, которому насчитывалось не менее двух тысяч лет. Мы остудили разгоряченные головы в потоке холодной воды, умывшись и погрузив в него руки, словно в историю. Трудно себе даже представить, что ледяная вода, протекающая по старинному каменному желобу, прикрытому деревянными ставнями, находится возле Средиземного моря.