Мы направились в роту, чтобы представиться папаше Доршу. Гиллес не был с ним знаком, и по дороге я рассказал ему о нашем командире все, что знал сам.

К началу Польской кампании Доршу было около 40 лет. В Польше ему удалось окончить несколько курсов, и поскольку он исполнял обязанности командира взвода, то его произвели в лейтенанты. На гражданке благодаря своим родственным связям с хозяином Дорш являлся управляющим пивоварни. У меня часто возникали подозрения, что и своей военной карьерой он был обязан протекции. Такое подозрение не являлось беспочвенным, так как по своей натуре Дорш был настоящим разгильдяем, что мало сочеталось с основами военной жизни. Только постоянное вдалбливание в голову положений воинских уставов позволяло ему совершать правильные действия.

За прошедшие два с половиной года папаша Дорш стал еще брюзгливее и нелюдимее. Он даже казался немного меньше ростом. Нашему появлению ротный явно обрадовался, ведь кроме него в роте был только один офицер – лейтенант Сиомак, в прошлом командовавший бригадой штурмовиков. С Сиомаком невозможно было разговаривать разумно не столько из-за того, что он злился на весь мир, сколько из-за его болтливости. Сиомак постоянно ругал партию, а слушать подобные вещи было небезопасно.

– Будьте осторожны! – предупредил нас Дорш. – Когда подобные ругательства изрыгает бывший бригадефюрер, то это в соответствующих инстанциях воспринимается иначе, чем слова любого из нас.

– А господин Сиомак уже был на фронте?

– Какое там! Один черт знает, чем руководствуются эти чинуши, присваивая звания. Вы не поверите, но вы первые офицеры в полку, имеющие боевой опыт на Восточном фронте. Для остальных война здесь ведется в постелях. Сам генерал вечером направится на своем «мерседесе» в бордель.

Доршу не нравились ни Франция, ни вино, ни устрицы, ни женщины. Он даже сам себе не нравился. Поэтому ему доставляло удовольствие говорить о том, что за последние недели что-то изменилось и ходят слухи о том, что дивизию могут перебросить на восток или, на худой конец, в Пиренеи.

– Осмотрите окрестности, – советовал он. – Побывайте в Ниме, съездите в Авиньон, Сет. Кто знает, сколько мы еще здесь пробудем.

– А в Париж?

– В Париже находится расчетно-финансовая часть индивидуального вещевого снабжения офицеров. Вы хотите обновить свое обмундирование?

– Конечно!

Мы не успели договорить, как в канцелярию вошел Сиомак, тщедушный человечек с Восточной медалью^[147] на груди. Нас заинтересовало, на каком основании он носит такую награду, если не был на фронте. В ответ Сиомак пробормотал что-то невразумительное. Основываясь на том, что теперь в роте есть еще два офицера, он попросил Дорша предоставить ему отпуск на три дня, чтобы съездить в Париж в расчетнофинансовую часть. Получив разрешение, Сиомак немедленно вышел, а ротный только пожал плечами и сказал: