Светлый фон

* * *

Узнав в начале осени, что прекрасную мраморную глыбу, вырубленную в горах Каррары, передадут Бандинелли, Микеланджело пришел в ярость, и его чувства разделяли многие флорентийцы. Какой-то острослов сочинил стихотворение о том, как мрамор, «зная, что руками Бандинелли будет изуродован, устрашился столь горькой своей судьбины и сам бросился в омут»[1000].

Собственные чувства Микеланджело выразил в письме, отосланном в Рим в начале октября. Одна из любимых дипломатических тактик папы заключалась в том, чтобы как можно дольше оттягивать непосредственное столкновение, и соответственно через Фаттуччи он ответил Микеланджело, что Бандинелли якобы еще не получил вожделенный заказ и что он только делает модели. Тем временем Климент VII высказал пожелание, чтобы Микеланджело уделял больше внимания работам, которые поручает ему он, папа: в дополнение к уже начатым гробницам и библиотеке папа намеревался заложить еще надгробия для себя и для Льва X, а также киворий, алтарную сень для церкви Сан-Лоренцо, которую, согласно его плану, надлежало возвести над коллекцией мощей, собранной Лоренцо Великолепным.

Затем, дабы умилостивить Микеланджело и в качестве утешительного приза, он внезапно предложил ему воздвигнуть гигантскую статую на углу площади перед Сан-Лоренцо. Микеланджело в ответ намекнул, что досада и разочарование оттого, что «Геркулес» достался другому, не позволят ему приступить к воплощению этого и какого-либо иного замысла:

«[Я] никогда не премину работать для папы Климента изо всех сил, какими я располагаю, – а их не много, так как я стар. И чтобы я таким образом не подвергался тем оскорблениям, которым я подвергаюсь на каждом шагу, так как оскорбления эти очень сильно на меня действуют. Они не давали мне делать то, что я хотел, в течение вот уже нескольких месяцев. Ведь нельзя же делать одну вещь руками, а другую мозгами, в особенности из мрамора. Здесь говорят, что это делается, чтобы меня пришпорить. Я же говорю, что плохи те шпоры, которые заставляют возвращаться вспять»[1001].

«[Я] никогда не премину работать для папы Климента изо всех сил, какими я располагаю, – а их не много, так как я стар. И чтобы я таким образом не подвергался тем оскорблениям, которым я подвергаюсь на каждом шагу, так как оскорбления эти очень сильно на меня действуют. Они не давали мне делать то, что я хотел, в течение вот уже нескольких месяцев. Ведь нельзя же делать одну вещь руками, а другую мозгами, в особенности из мрамора. Здесь говорят, что это делается, чтобы меня пришпорить. Я же говорю, что плохи те шпоры, которые заставляют возвращаться вспять»[1001].