Весной или в начале лета 1933 года Замятиным, по-видимому, удалось съездить в прибрежную Бретань, одно из любимых мест отдыха Эренбургов. Кроме того, во второй половине марта они переехали с улицы Ламбларди в одном из восточных районов Парижа на улицу Раффе, 14, в элегантном 16-м округе на западе города. В этом месте, облюбованном наиболее состоятельными русскими, жили и некоторые из их ближайших друзей, в том числе Ремизов и Анненков, дома которых находились всего в пяти минутах ходьбы от них по улице Буало. Хотя поначалу они, похоже, рассматривали этот переезд как временный, эта квартира на третьем этаже на тихой улице, поднимавшейся вверх к Булонскому лесу, станет домом Замятиных на всю оставшуюся его жизнь.

Дом Замятиных в 16-м округе Парижа, рю Раффе, 14 (фото автора)

В конце июня Замятин отправил директору Ленинградского кораблестроительного института несколько писем личного и официального характера, в которых просил разрешить ему еще раз продлить отпуск и право на аренду квартиры, ссылаясь на здоровье и работу. В Ленинграде по отношению к нему до этого проявляли беспрецедентное терпение, но 20 октября его все же уволили с должности заведующего кафедрой иностранных языков. Причиной было его невозвращение из отпуска – к тому времени он уже около двух лет отсутствовал на рабочем месте [Савина и Нечипоренко 1989: 91].

Летом и в декабре Замятин работал над статьями с общим названием «Москва – Петербург». Это были эссе, заказанные ему Р. О. Якобсоном из Праги для журнала «Slavische Rundschau», выходившего в Берлине и Лейпциге, и начатые еще в прошлом году в Кань-сюр-Мер. Анализируя развитие литературы в советский период, он развил остроумное противопоставление, которое в свое время сделал Гоголь, считавший, что города Москва и Петербург имеют соответственно женские и мужские черты, что связано не только с родом их имен в русском языке:

Москва отдалась революции стремительней, безоглядней, покорней, чем Петербург. <…>…и это понятно: ему приходилось нести с собой тяжелый груз культурных традиций, особенно ощутительных в области искусства. Без этого громоздкого багажа, налегке – московские музы мчались, обгоняя не только Петербург, но и Европу, а иногда заодно и здравый смысл. <…> Петербург остается окном в Европу, на Запад; Москва стала дверью, через которую с Востока, сквозь Азию, хлынула в Россию Америка.

Москва отдалась революции стремительней, безоглядней, покорней, чем Петербург. <…>…и это понятно: ему приходилось нести с собой тяжелый груз культурных традиций, особенно ощутительных в области искусства. Без этого громоздкого багажа, налегке – московские музы мчались, обгоняя не только Петербург, но и Европу, а иногда заодно и здравый смысл. <…> Петербург остается окном в Европу, на Запад; Москва стала дверью, через которую с Востока, сквозь Азию, хлынула в Россию Америка.