Рассматривая не только живопись, архитектуру и музыку, но также театральную режиссуру и драматургию, он считал, что «американское» стремление к необычному, сенсационному и шокирующему воплотилось в творчестве московского режиссера Мейерхольда, хотя традиционализм Станиславского возвращал свое прежнее влияние на театр. По мнению Замятина, события прошлого года, связанные с созданием единого Союза советских художников, были хорошим началом, предвещавшим окончание борьбы между разными направлениями за право называться авангардным и революционным искусством[522].

В середине августа, как он написал Куниной-Александер, он уехал на летние каникулы в Кламар:

Пишу Вам это, к счастью, не в Париже, а на даче под Парижем, около Медонского леса. За окном – гроза, ливень, старые деревья в парке помолодели и дышат изо всех сил. <…> Я живу здесь с неделю – вернее, лежу в парке с книгой (а то и просто с небом) перед глазами – и уже отошел немного от Парижа, асфальта, бензина, жары, суеты, беготни. Последнее время там что-то очень замотался и чувствовал себя очень скверно – так, что вместо разных дальних путешествий решил, хоть на 2–3 недели, бросить якорь где поближе – и пока не жалею. А там дальше – видно будет. Есть и разные «заграничные» планы: соблазняют поехать в итальянскую Швейцарию на Комо, и в Испанию – и, между прочим, в Юго-Славию.

Пишу Вам это, к счастью, не в Париже, а на даче под Парижем, около Медонского леса. За окном – гроза, ливень, старые деревья в парке помолодели и дышат изо всех сил. <…> Я живу здесь с неделю – вернее, лежу в парке с книгой (а то и просто с небом) перед глазами – и уже отошел немного от Парижа, асфальта, бензина, жары, суеты, беготни. Последнее время там что-то очень замотался и чувствовал себя очень скверно – так, что вместо разных дальних путешествий решил, хоть на 2–3 недели, бросить якорь где поближе – и пока не жалею. А там дальше – видно будет. Есть и разные «заграничные» планы: соблазняют поехать в итальянскую Швейцарию на Комо, и в Испанию – и, между прочим, в Юго-Славию.

Но вскоре Замятину пришлось сообщить о полном провале своих замыслов: «Были у меня разные путешественные планы, еще недели две назад я был уверен, что скоро буду на Сото, уже достал визу – но потом все изменилось». Одной из причин стала великолепная новость о планах поставить «Блоху» на французском языке:

Мне придется приглядеть за постановкой, чтоб не вышло очень клюквенно (если вообще выйдет: сейчас всегда, до самого конца, надо оставлять несколько шансов на то, что дело почему-нибудь развалится). А второе: я пишу Вам это письмо лежа – болен, и очень противно: боли такие, что, вероятно, теперь мне и рожать было бы уже не страшно. Это – жестокий припадок ишиаса, а может быть – и что-нибудь похуже[523].