— Здорово осенью твою репутацию подмочили.

Калюжный сконфуженно натянул фуражку на лоб.

— Наши-то же молодцы, доверились проходимцу… Как встречу Лёву, так кулаки начинают чесаться.

— Он не виновен.

— Может быть и так, — сладко зевнул Калюжный, — но я отныне никому не верю.

Захар не отходил от окна.

— Фома ты неверующий, а не наставник молодежи.

— Какой я наставник? Восемь классов да курсы… На аккордеоне, правда, играю. По этой причине целый год клубом заведовал. У нас в станице, если на какой штуковине играешь, определяют туда. Но своих мы и на другие должности проталкиваем. Чужому — ничего не нужно.

— Веришь в казачество?

Калюжный странно посмотрел, словно подозревал, не из праздного ли интереса спрашивает Захар.

— Не верил, форму б не надел… Казачество — это сообщество вольных… Смотри, как получается: я, например, взаправду хозяином себя почувствовал. У меня надел земли, инвентарь, ссуду дали. И мне прибыток, и государству выгода. Ну а случись беда — община поможет…

«Намного ли он старше меня, а как по делу рассуждает, — проникся симпатией Захар. — Вот и верь тому, что у деревенских особая философия. Разве можно разграничивать людей…»

— Ты, я вижу, парень душевный, — никак не мог удобно расположиться Калюжный, — да огня в тебе маловато. Есть любимое дело — вертись без оглядки. А жисть когда-нибудь да войдет в свои берега.

— Ты сказал — любимое дело?

— Ну да. За него никогда не поздно взяться… Я не шибко начитанный, но разумею так: не возродится казачество, а стало быть и Россия, если у народа не появится интерес к своему делу. Все начинается с него…

Захар прикрыл глаза. Вот оно, то сокровенное, о чем не догадывался ни Герман, ни он. Нужна не только Вера, но и Дело!

Не слишком ли поздно понял он это?.. Нет больше страдальца Мешалкина, и неизвестно, что будет с ним самим через час-другой.