15 октября. Эти официальные бумаги с подписями французов были возвращены губернатором графу Бертрану с требованием, чтобы вместо “император Наполеон” в них был вписан “Наполеон Бонапарт”. Встретился с Наполеоном, который сообщил мне, что он посоветовал всем не подписывать эти официальные бумаги и тем самым покинуть остров и отправиться на мыс Доброй Надежды… Перспектива разлуки с императором вызвала… испуг среди обитателей Лонгвуда, которые, без ведома Наполеона, дождались встречи после полуночи с капитаном Попплтоном и подписали злополучную отвратительную официальную бумагу…»

Оковы стягивались. С октября 1816 года границы Лонгвуда существенно сжимались; прогулки «генерала Бонапарта» за пределами имения, во-первых, должны были быть согласованы с администрацией острова; во-вторых, эти самые прогулки – исключительно в сопровождении офицера губернаторского штаба; и в-третьих, общение Пленника с кем-либо, будь то местный житель или военный, строго-настрого запрещалось. Кроме того, «с заходом солнца» под запретом оказывался выход любого жителя Лонгвуда за территорию; в ночное время у стен здания выставлялись часовые из состава английских солдат и офицеров. Никакой переписки в пределах острова; вся переписка, как уже было сказано, должна вестись только через губернатора, впрочем, как и посещение Пленника кем-либо… Английские тюремщики предусмотрели практически все, чтобы Наполеон ощущал себя самым что ни на есть военнопленным.

Барри О’Мира: «4 марта 1817 года. …Губернатор в Лонгвуде. Объяснил свои намерения огородить железными перилами дом, двери которого, как он заявил, будут по его указанию запираться в семь или в восемь часов вечера, после чего ключи будут отсылаться в “Колониальный дом”, где будут оставаться до рассвета следующего утра».