Кутузов понимал, что вступать в новое сражение на подступах к Москве при таких потерях значило добровольно приговорить себя и свою армию к гибели. Впрочем, раздумывать у главнокомандующего не было времени, по пятам отступавших уже двигались полчища Нея. На этот раз французский маршал имел намерение, задержав арьергард, окружить и уничтожить его, после чего ударить по оголенным тылам отступающей русской армии. Москву следовало взять в самое ближайшее время – таков был приказ Наполеона.
Бородино многое изменило. Отныне страх и неуверенность в русской армии сменились всего лишь досадой, что, несмотря на кровопролитное сражение, в котором солдаты показали себя героями, приходилось по-прежнему отступать. Никто не чувствовал себя побежденным; многие требовали
* * *
Все последующие дни Наполеон был встревожен, а оттого – замкнут. Не радовали даже победные реляции его маршалов и уверения в том, что Кутузову, покинувшему Бородинское поле, на сей раз далеко не уйти, и в ближайшее время с русской армией будет покончено. Хотелось бы верить. Ведь русских на том кровавом поле полегло столько, что восстановить численный состав армии Кутузову будет непросто. Если, конечно, эта хитрая лисица вновь не придумает что-нибудь этакое, лишь бы оттянуть время. Именно поэтому конница Нея буквально наступала на пятки русскому арьергарду…
Но потери, потери… Такого на его памяти еще не было: лишиться полсотни генералов за одно сражение! Геройски погиб командир 2-го корпуса кавалерийского резерва дивизионный генерал Монбрен; его судьбу повторил командир 3-й пехотной дивизии барон Жерар… Коленкур, Плозонн… Ранены маршал Даву и все подчиненные ему командиры – Моран, Фриан, Дессе, Компан… Не стали исключением дивизионный генерал Груши[190] (командир 3-го корпуса кавалерийского резерва) и барон Латур-Мобур[191] (командир 4-го корпуса кавалерийского резерва).