Обиднее всего было другое. Наполеон, этот великий полководец, оказался бит, с его точки зрения, полным бездарем, каким являлся русский царь. И это при том, что Александр даже и не воевал – он убегал! Убегал, как загнанный заяц при виде волчьей стаи. А в итоге оказался «освободителем Европы». Хорош «освободитель»! Ну не насмешка ли судьбы?! Так что ничего удивительного, что любое упоминание о русском императоре у Наполеона вызывало обострение всех его недугов.
В такие минуты, когда Бонапарт уходил мыслями к Московской кампании, «крыса» внутри него буквально бесновалась…
* * *
…Все неожиданно перевернулось с ног на голову. Еще совсем недавно (по меркам Вселенной – мгновение назад!) Наполеон буквально жаждал сражения с русскими варварами, которые, руководимые хитрым одноглазым стариком[206], все ускользали и ускользали. Приходилось догонять и рубить арьергарды. Догонять – и рубить, догонять – и рубить…
Но рубили и русские. В результате этих стычек (именно –
Бородино закончилось ничем. То обстоятельство, что русские, отступив, оставили поле сражения за французами, ни о чем не говорило. Даже взятие древней столицы Москвы, как оказалось, обернулось пшиком. Эти варвары взяли да и сожгли свой огромный купеческий город. Гунны! Хотя… Хотя и французы в Москве вели себя так, что не уступали, пожалуй, ни гуннам, ни галлам (предкам, между прочим), разграбившим Рим. Но это не их, французов, вина, что пришлось играть по чужим правилам. Русские сами виноваты – ведь это они навязали игру без всяких правил. Спалили город, обложили со всех сторон, оставили коалицию без хлеба и фуража… И за содеянное пришлось отвечать…
ничемФранцузы увозили из Москвы все, что можно было увезти, унести или надеть на себя. Все остальное более-менее ценное уничтожали. Наполеон был не против: не так уж много получили его доблестные солдаты за все лишения, которые им пришлось перенести, чтобы занять этот варварский город. Взамен же – одни головешки! А потому, когда кто-то предложил с кремлевской колокольни Ивана Великого, самой высокой во всей округе,
От награбленного трещали повозки. Все эти перегруженные телеги и кареты с первых же дней движения не предвещали ничего хорошего. И это при том, что лошадей катастрофически не хватало даже для кавалерии! Каждый день марша усиливал опасения, что рано или поздно все эти обозы придется бросать. Но не сейчас, понимал Наполеон, а позже, когда сил тащить их дальше не останется. Как не останется и лошадей, нехватка которых сильно ощущалась уже при выходе из Москвы.