– Ну а каковы настроения в палатах?
– К сожалению, заздравную Императору кричит только чернь, – не стал подслащивать пилюлю собеседник. – Депутаты требуют Вашего отречения, сир. И с этим ничего не поделать. Когда нет армии – нет и аргументов. Этот Фуше за время Вашего отсутствия успел здесь неплохо поработать. Палата пэров напоминает свору сорвавшихся с цепей псов! Они требуют отречения…
– Что, измена?! – вскочил, побагровев, Бонапарт.
– Хуже, сир: готовность к измене. Не сразу поймешь, кто друг, а кто – настоящий враг. Но… готовы изменить все!
– Это все Фуше!..
– Безусловно, сир. Этому пройдохе удалось внушить всем, что императорский корабль идет ко дну, что дни его сочтены, а спасение лишь в одном – в избавлении от груза, тянущего Францию в бездну. И этот груз, как уверяет пройдоха, – Вы, сир, наш Император!.. Эти бараны-депутаты так напуганы, что объявили заседания непрерывными. Они требуют, как я уже сказал, лишь одного – Вашего отречения…
Наполеон молчал. Все ясно и так. Слова Лавалетта обжигали кипятком. Но они, по крайней мере, были правдивы. Лавалетт не стал бы врать. Кроме него вряд ли кто осмелится говорить так прямо. Налицо предреволюционная ситуация: Императора хотят лишить Трона. И это сделают – нет, не англичане Веллингтона и даже не русские казаки, трон из-под ног Наполеона постараются выбить свои же – всякие фуше, талейраны и лафайеты. Но свои,
Пусть будет – как будет…
* * *
Ватерлоо расставило точки над «i»: Наполеон – политический труп. И министр полиции Фуше, уже не скрывая своего злорадства, говорит об этом всякому, кто желает узнать его мнение относительно дальнейших перспектив Франции. Как, впрочем, и о том, что
К этой