Рихард, как я поняла позже, намеренно умолчал о том, как Бальдур потихоньку расплевался со всей семьей и уехал жить к своему бывшему адъютанту Фрицу Висхоферу, на родственнице которого женился его сын Роберт. Что было потом? Почему в итоге Бальдур перестал подолгу гостить у Висхофера и перебрался в городок Крев, где поселился в гостинице и позволял развлекать себя пожилой хозяйке, которая много лет назад состояла в женской организации Bund Deutscher M@del и сочувствовала Бальдуру, снова и снова возвращая его своими сетованиями в Третий рейх?

«Шестидесятисемилетний Бальдур фон Ширах, лидер нацистской молодежи, хваставший, что со временем у него каждый немецкий младенец еще в колыбели будет говорить ”Хайль Гитлер“, умер в четверг в деревенской гостинице. Ширах умер во сне в номере отеля ”Монреаль“, что в деревне Крев, приютившейся среди лучших виноградников Мозельской долины. Представитель гостиницы сказал, что Ширах был прикован к постели около 8 недель, так как упал у себя в номере и сильно ушибся»76.

«Шестидесятисемилетний Бальдур фон Ширах, лидер нацистской молодежи, хваставший, что со временем у него каждый немецкий младенец еще в колыбели будет говорить ”Хайль Гитлер“, умер в четверг в деревенской гостинице.

Ширах умер во сне в номере отеля ”Монреаль“, что в деревне Крев, приютившейся среди лучших виноградников Мозельской долины. Представитель гостиницы сказал, что Ширах был прикован к постели около 8 недель, так как упал у себя в номере и сильно ушибся»⁷⁶.

Рихард фон Ширах подписывал мне книгу. Из-под его пера рождались невероятной красоты китайские иероглифы. Он, пыхтя, высунув язык, продолжал сплетать узоры из штрихов. Я увидела, как пишется мое имя по-китайски. И как пишутся другие приятные слова, которые написал мне Рихард.

Мы проговорили очень долго и собирались прощаться. Рихард получил деньги и, покраснев, то ли от смущения, то ли от удовольствия, предложил зайти на несколько минут в музей, который располагается в здании, построенном в период рейха.

– Тут были выставки, куратором которых был мой дед, Генрих Гоффман, за что, кстати, и получил профессорский титул. Но это не главное, – сказал фон Ширах.

Он скользнул между толстыми огромными колоннами в квадратный мрак открытых тяжелых дверей – я зашла следом. Каменные просторы холла подавили меня собою настолько, что я вмиг почувствовала себя лилипутом в мире давно умерших Гулливеров.

– Иди сюда, – крикнул Рихард, – посмотри на эту доску.

На железом обитой стене выпуклыми буквами были выгравированы какие-то слова. Оказалось – названия. Я сразу поняла, что к чему.