Он знал, что все это глупости. Они мертвы уже пару лет. Торчат там, внутри, высохшие и мумифицированные, в своих новеньких комбинезонах из вечного номекса, которого не способны тронуть ни время, ни бактерии. И они будут торчать там, пока туша ледника не раздавит всего, пока не спрессует и не перемелет. Никто не вскроет люк, не глянет пустыми глазницами, не помашет, предупреждая, высохшим костлявым пальцем.
Тем не менее, он машинально прибавил скорости, все еще чувствуя, как встают дыбом волосы на загривке, как безголосый, замкнутый под броней крик… Угрожает?
Призывает?
Его, чужака в мертвом, наполненном пеплом лесу.
Стучат сапоги по асфальту, снежные хлопья кружат перед самым лицом. Превращается в капли пар дыхания, столь громкого в пронзительной тишине.
Делаются тише голоса под крышкой черепа. Они уже не звучат будто угроза, скорее, словно предостережение. Будто плачущий радиосигнал из первой серии ʺЧужогоʺ. Фродо остановился, тяжело дыша, опустился на колени. С сухой травы собрал горсть не растаявшего пока снега, втер его в лицо, оставляя на нем грязные потеки. Мотнул головой.
С ума сходишь, придурок, подумал со злостью. От страха глупеешь. Собрав всю волю в кулак, он приказал себе поглядеть на стоящий БТР. Мертвый и тихий, с поднятым стволом пушечки, все еще грозящей врагам, которые давно уже улетели.
На ноги он поднимался медленно, ругаясь себе под нос. Оттирал мокрые ладони о штаны, обещая себе взять себя в руки, двинуться дальше, беречься настоящих, а не выдуманных опасностей. Еще раз глянул на бронетранспортер.
- Долбаные янки, - буркнул он, переводя буквально выписанную на борту надпись. - Долбаные янки! - повторил громко, опасаясь того, что сейчас взорвется истеричным смехом. Голоса, курва, голоса. Голоса и откровения… Возможно, еще…
Осторожно! Вспыхнул в голове окрик. Еще до того, как увидел отскочившую рикошетом об асфальт пулю, еще до того, как до него добрался грохот выстрела, Фродо уже вскидывал карабин, уже поворачивался, одновременно падая по направлению канавы. Слишком медленно. Следующая пуля попала чуть повыше щиколотки, нога подломилась. Низушок скатился по краю придорожного рва, не выпуская оружия из рук. Следующая очередь пошла верхом; Фродо слышал стук пуль, громкие шлепки, когда пули вонзались в стволы деревьев по другую сторону шоссе. Но сам он еще не чувствовал боли, только онемение, от щиколотки и до самого колена. Ему казалось, будто нога стала чем-то чужим, мертвым, бесчувственным бременем, непонятно зачем прицепленным к остальному телу. И до сих пор звучал в голове предупредительный окрик. Осторожно. А точнее: