Наших детей они назовут фейри, волшебным народцем. Каждый ребенок станет уникальным, смешением двух равных, прекрасным и безграничным в своей причудливости. Они не похожи на Адама, потому что тот вступил в союз со своей собственной тенью.

А я, разумеется, их Королева.

Меня разбудил солнечный свет.

Я лежала рядом с Лаоном и краснела, вспоминая наши кувырки в кровати на списках символов, енохианских текстах и неоконченных переводах. Возможно, было только к лучшему, что исписанные страницы обменялись друг с другом поцелуями и чернила наших слов размазались у меня по коже.

Я с гордостью рассматривала похожие на синяки синие и черные пятна на запястьях. И некоторое время пыталась прочесть смазанные слова, а затем взглянула на спящего Лаона.

Солнечный свет его приукрасил. На коже появилось теплое сияние, а ресницы отбрасывали на щеки длинные тени. Волосы лежали в очаровательном беспорядке. Сон сгладил и смягчил бо́льшую часть тревог на лице, сделал его моложе. Я вспомнила, как в детстве наблюдала за спящим Лаоном, ожидая, пока тот проснется. Я редко вставала первой, но лишь сильнее возмущалась тем, что приходилось бодрствовать в одиночку, и я нетерпеливо набрасывалась на Лаона, пока тот не соглашался со мной поиграть. Я считала его вздохи, а затем пыталась подстроиться под ритм его дыхания.

И теперь делала то же самое, дышала с ним в унисон – вдох и выдох, вдох и выдох.

Вспоминая прошлую ночь, я думала о грехе, о любви и о браке. Более того, гадала: имею ли право на них притязать? Поскольку сама я ненастоящая, то и грех, совершенный со мной, не может быть настоящим. Несмотря на то, что он чувствовал себя таким же осязаемым, как день, то, что пролегло между нами, было не реальнее сна.

Но это был очень сладкий сон.

Лаон открыл глаза и улыбнулся, увидев меня.

Затем на его лице промелькнуло недоумение, а взгляд скользнул к ближайшей странице. Я хихикнула, рассматривая ложе из бумаг, и вспомнила, как когда-то дразнила его за неподобающее байроновское поведение.

– Полагаю, нам придется все заново переписать, если хотим отдать их издателю, – сказала я.

– Сомневаюсь, что лорд Байрон так поступал.

– Я как раз об этом и думала.

– Хотя, полагаю, у него и опиума было больше, – заметил Лаон и прищурился, разглядывая страницу.

– Или, по крайней мере, гоблинских фруктов.

– Кэти, это ведь не твой почерк?

Я сонно села и взяла у него листок. И лишь тогда осознала, что раздета. Я немедленно прикрылась простыней.

– Я уже видел тебя обнаженной, – произнес Лаон, отворачиваясь к стене. – Я тебя даже одевал.