— Ладно, но, пожалуйста, не говори про Клири. Больше не рассказывай, где мы были и кого видели. Вот как я себе это представляю: мы поедим немного ягнятины, повосхищаемся папиной поленницей, послушаем еще немного аристократического нытья Альбины про «ужасных» волынщиков, которые играют каждое утро в Балморале, — на этом все. Я сама попрошу у отца денег на квартиру. Я не хочу, чтобы ты в этом участвовал и просил у него в долг.
— Ну ладно… — сказал он неуверенно.
— Что это значит? «Ну ладно»?
— Это просто значит — скажи мне, если передумаешь. Твой отец та еще мразь. Ты не врала насчет него. И, если будет нужно, я могу вмешаться и поговорить с ним на его языке.
Мое сердце запело. Я привлекла его к себе и обняла.
— Правда?
Он рассмеялся и покачал головой.
— О да. Он настоящий лживый ублюдок. Как говорится — ловкость рук и никакого мошенничества.
Я внимательно следила за Озом все оставшееся время, чтобы быть уверенной, что он больше не заговорит об Ирландии, но мы совсем мало времени проводили вместе, и сложно было знать наверняка, выполняет ли он условия договора.
Стоило мне отвернуться, чтобы погладить собаку, как отец уже уводил Оза в каретный сарай (чтобы «оценить качество штукатурки») или на крышу (чтобы «посмотреть черепицу»). Они могли до ночи пить, неторопливо (а потому очень долго) гулять по территории, пока я восхищалась картинами в творческой студии Альбины. Отец привлекал Оза ко всевозможным «мужским» занятиям: рыбалка, заготовка дров, посиделки в лесу у костра.
Я увязывалась за ними, когда могла, и, как третий лишний, наблюдала, как между ними крепнет связь.
Папа читал ему лекции про ножи, часы, двигатели и зажигалки (клянусь, они коснулись всех стереотипно маскулинных тем, кроме, наверное, собственных половых органов), а Оз притворялся, что благоговейно его слушает. По крайней мере, я надеялась, что он притворялся. Я молилась, чтобы отцовское покровительство, обрушенное на Оза, не было попыткой использовать его слабые места. К счастью, Оз не делился с ним воспоминаниями о своем детстве.
Я задавала мужу одни и те же вопросы по сотне раз, постоянно уточняя:
— Ты же не воспринимаешь всерьез его слова, правда?
— Да в чем проблема? Я просто веду себя вежливо и стараюсь говорить с ним на нейтральные темы, как ты и просила.
Однажды, когда отец ни разу не заговорил со мной за ужином (подавали сэндвичи с рыбными палочками, которые мы ели при свете свечных огарков), мне показалось, что это было его скрытое послание. Что-то типа: «