— Да бросьте, — фыркаю я. — Мы оба знаем, что они стоят гораздо больше.

Он внимательно смотрит на меня.

— Тогда почему бы вам не отнести их одному из здешних крупных ювелиров?

Я пожимаю плечами:

— Значит, не хотите брать?

— Они точно ваши? — спрашивает он.

Я вспоминаю о серебряном браслете, просранном в Бристоле.

— Ну разумеется. — Я стараюсь говорить как можно более светским тоном.

— Тогда тридцать пять фунтов, и ни пенни больше.

— Сорок.

Он возвращает мне часы и отворачивается.

— Ладно, — нехотя говорю я. — Я возьму тридцать пять, но это же чертов грабеж средь бела дня!

Видимо, он не сомневался, что я соглашусь, потому что уже держит наготове три десятки и пятерку.

— Трудные времена, — пожимает он плечами.

Я кладу купюры в карман. При некоторой удаче, они вместе с деньгами американцев помогут мне продержаться какое-то время.

— Вы знаете здесь поблизости какие-нибудь хостелы? — спрашиваю я.

— Знаю, но они, вероятней всего, к этому времени уже заполнены. — Затем его лицо светлеет. — Тут есть одно социальное кафе, где подают горячую еду, и даже душ можно принять, прикиньте! Если вы туда пойдете, можете успеть до закрытия. Идите вот так, второй поворот налево, а затем направо. Светофор пройдете, и снова налево.

— Спасибо, — говорю я.

Он кидает на меня пристальный взгляд:

— Кажется, я уже видел вас раньше?