– Сволочь.

Широкая улыбка. Он отвязал остаток веревки, по-прежнему свисающий с лебедки, и бросил его в цистерну со ставшей непрозрачной жидкостью. Потом привязал конец другой веревки движениями опытного моряка, быстрыми, но выверенными. Габриэль должен был найти выход. Он не хотел подыхать. Не так. Он не видел ни малейшей возможности освободиться. Единственная крошечная надежда: чтобы погрузить его в цистерну с помощью лебедки, палач будет вынужден развязать ему запястья. В какой-то момент ему придется разрезать стяжки.

– А эти два тела, которые ты уничтожил, кто они?

– Представления не имею, и мне плевать. А теперь заткнись.

Он ударил Габриэля со всей силы, отчего тот рухнул на пол, и схватил его за ноги, подтянув их до уровня бедер, чтобы привязать к лебедке. Потом привел в действие тумблер, и лебедка начала поднимать груз. Пленник оказался на метр над землей со связанными за спиной руками и почти вывихнутыми плечами. Словно гамак, растянутый между цепью и лебедкой, он плакал от боли, ослепленный слезами. Конечно, его истязатель не слишком опасался, перерезая кусачками стяжки.

В тот момент, когда он почувствовал, что руки свободны, Габриэль извернулся, как извлеченная из воды форель, вцепился наугад в респиратор русского, дернув того к себе и одновременно погружая свои распахнутые челюсти в первый попавшийся на его траектории кусок плоти. Он вырвал кусочек уха, в то время как прочный шейный ремень респиратора впился в кожу его мучителя прямо над кадыком и расплющил тому трахею.

С побагровевшим лицом, испуская стоны, русский попытался ухватиться за ремень. Потом он заметался вперед-назад, ударился о стенку цистерны, стараясь поймать голову Габриэля, который не ослаблял хватки.

Невозможно сказать, как долго длилось удушение, но точно несколько нескончаемых минут. Мускулы Габриэля закаменели, когда в конце концов он ощутил, что у раненого буйвола кончаются силы, – тот еще сопротивлялся, но мало-помалу оседал под тяжестью собственного тела. Русский еще несколько раз попытался нанести удары головой, чтобы освободиться, как вдруг его руки свесились, а ноги подогнулись. Земля притянула его к себе, но не до конца, потому что Габриэль не отпускал, пока грудь его не перестала вздыматься.

Когда он ослабил давление ремня, глаза русского уже вылезли из орбит – два заполненных алой кровью колодца, а челюсти рефлекторно сомкнулись в последнем усилии, откусив ему часть языка. Теперь эта часть свисала, держась на одном волоконце.

Ногами кверху, затылком и плечами упираясь в пол с заведенными за спину руками, Габриэль переводил дыхание. Он выплюнул мешанину из мяса и крови. Через минуту он снова зашевелился и сумел освободить ноги от веревки. И упал.