— Nein, nein, — со слезами на глазах ответила Грета.

— Что ты ей наговорила? — вскипел Дутр. — Я прошу тебя оставить ее в покое!

— А ты, мой милый мальчик… — начала Одетта и замолчала, переводя пристальный взгляд с одного на другую, потом заключила: — Ну ладно, так и быть. Влади, не убирай ничего. Завтра утром начнем репетировать. Но прежде нужно, чтобы эта парочка бестолочей изволила согласиться!..

И она ушла, нарочито громко стуча каблуками. Владимир развел руками, давая понять, что тут он помочь ничем не может. Дутр протянул Влади пачку сигарет. Потянуло сквозняком, занавес шевельнулся, и в мертвенном свете рампы реквизит, разбросанный по сцене, показался печальной свалкой. Дутр щелкнул зажигалкой и поднес огонь Владимиру.

— Послушай, старик, — заговорил он, — объясни Грете, что ей нечего бояться. Скажи ей, что ее сестра покончила с собой.

— Покончить… невозможно, — запротестовал Владимир.

— Но ты все-таки скажи ей… И потом, что ты понимаешь в самоубийствах? Да и вообще, меня мало интересует твое мнение на этот счет. Переведи: Хильда удавилась… Ну давай же, переводи! О Господи!

Владимир долго вытирал платком руки, лицо у него было очень несчастное. Наконец он пробормотал скороговоркой:

— Hilda hat zich das Leben genommen[16].

Грета вскрикнула.

— Дальше! Дальше! — торопил Дутр. — Она накинула себе на шею веревку и разом дернула за оба конца… Другого и быть не могло.

Владимир говорил очень быстро. Как только он замолчал, Дутр продолжил:

— Она ревновала. Она видела, как я вошел к тебе в фургон и поцеловал тебя… Теперь нужно жить, Грета… Нужно забыть… Никто не желает тебе зла… Тем более я…

Владимир переводил и искоса, смущенно поглядывал на Дутра.

— Простите… Владимир сожалеет…

— Хорошо, хватит, — согласился Дутр. — Можешь идти.

Дутр остался с Гретой наедине. Владимир торопливо шел к выходу, и шаги его гулким эхом отзывались в пустом театре.

— Грета…

Дутр медленно подошел к ней и привлек ее к себе.

— Грета, теперь мы можем жить… Ach! Zusammen Leben[17].