— Посмотрите на эту молнию. Что есть она? Она — указатель истинного. Сам мир радуется нашему воссоединению. Посмотрите на меня! Посмотрите на себя! Вы — провозвестники молнии! Вы — смысл земли!

Он улыбался. Единственное солнце во всем мире. То, что дает не только свет, но и тепло.

— Ваша сила в любви. В любви к страданиям и наслаждениям. К смерти и жизни. Ко всему, что встречается на пути. К моей правде.

Впереди блеснула зеркальная гладь. Луна упала в воду и тысячами брызг ослепила.

— Вы — новые Боги. И сегодня вы убедитесь в том, что я был прав. Я всегда бываю прав!

Лес расступился. Опали деревья, рассыпались в пепел и унеслись прочь. Исчезли заборы и стены мира. Он открылся. Он вновь стал бескрайним.

Машина остановилась, распахнула двери. В лица ударил новый, пахнущий свободой, ветер.

Они оказались на воле.

XX глава

XX глава

Небо отражалось в глади воды. Поглотился горизонт, провалились деревья. Мир расступился.

В центре огромного озера отражался желтый диск. Черная вода забрала свет звезд и мерцала, как чешуя огромного мокрого водного чудища, свернувшегося калачиком в яме. Луна расплавленным золотом плыла по небу и яркое пятно от нее плыло внизу следом, будто догоняло, пусть спешить больше и незачем.

— Вы рады? — спросил Джексон, и голос его отразился от невидимых стен, окружавших озеро.

Они молчали, пьянели от каждого вдоха. Воздух вдруг стал легкий, сладкий. Не надышаться, не испить, не насладиться вволю. Теплый ветер трепал волосы, прикасался к коже руками, нежными, нечеловеческими.

В минуты блаженства они были готовы на все, и когда Джексон подал новую чашу, не глядя, выпили. Каждый по стакану, большими глотками. Лишь бы быстрее.

— Пока все прежнее, но вскоре мир расступится и впустит вас в новый, настоящий, — сказал Джексон. Чаша исчезла позади него, в темноте леса.

Резкой вспышкой сверкнула луна в отражении чешуек озера и стала больше, словно подкатилась по невидимой дороге к земле. Глаза заслезились, в груди зажгло от выпитой воды. Звезды заискрились сотнями машинных фар; сигнализацией, неудачно задетой пришельцами, загудела природа. В ушах зазвенело. Любой бы закричал, зажал бы уши и проклял бы неспокойность. Но они молчали, потому что знали: то было блаженство присутствия природы, а не шум.

— Прежде вы не видели света, ибо не существовало еще Луны и Солнца. Не спускался божественный свет на землю, и летал Бог над водой, первой жизнью, что появилась, — начал Джексон тягуче, смакуя каждое слово, и улыбаясь.

Они верили. Света не было. Не было света, потому что день еще не наступал. Они спали, вся жизнь до этого мгновения была всего лишь сном.