— Я лучше найду гильотину или попрошу топор поострее, — усмехнулся Осборн, отстававший от Грейс на полтора шага. После тяжелой ночи идти по такой дороге наказание. Мозг в голове, казалось, подпрыгивал вместе с Осборном и стукался о кости.

Грейс улыбнулась. Взглянула на него, кротко, быстро, как яркая вспышка, как блеснувший перед глазами огонек.

— А вдруг в толпе продюсер окажется? Заметил бы.

— Продюсер в Ластвилле? Это даже звучит смешно. Он, наверное, уже давно на пенсии или приехал к гильотине. Может, не слышал, что это бутафория.

— Гильотина настоящая, — усмехнулась Грейс. — А продюсер мог бы из интереса приехать. Мало ли. Надо использовать любую возможность.

— Думаешь, хороший продюсер оценит это? Можно ведь себе имидж одним плохим выступлением испортить. — Осборн улыбнулся.

— Зато из тебя бы сделали звезду.

— Звезду? Здесь? Вряд ли. Может, кого-то и есть отрывок секунд в двадцать, под который танцуют. Я такого пока не придумал.

— И что в этом плохого? Зато заработал бы пару монет. — Грейс явно улыбалась.

— Самоуважение я бы не выкупил, — утвердил Осборн, а потом словно засомневался, почесал голову и добавил. — Да и что мне сыграть? Не будет толпа радоваться очередному каверу на The Doors. Я даже не похож на Джима Моррисона.

— Ты мог бы сыграть как Осборн Грин.

— Не думаю, что толпа меня полюбит. Наверное, никогда не полюбит.

— А ты попробуй. Может, эта толпа немногим хуже той, которая была во всех клубах, где ты играл?

— В клубах хотя бы темно и можно петь свое.

— Но ты не пробовал.

— Я боюсь, что мои песни им не понравятся. Я пока не написал такого, что может понравиться.

— А Шеннон?

— Шеннон? Он ничего не пишет. Не хочу брать за него ответственность.

— Почему ты до сих пор с ним играешь? Ты же не хочешь.

— Не хочу. — Осборн задумался. — Не знаю. Не знаю, почему играю. Одному страшно.