7 июля мы без особых сложностей выбрались из зоны практически тем же путём, что пришли. «Буханка» ждала на старом месте. Сизый выхлоп непрогретого мотора, вибрации на руле и тяжесть педалей стали возвращать меня к тому миру, где нужно прилагать усилия, чтобы двигаться. К миру, где есть не только красота, но и уродство.

Процесс вождения предполагает конечную цель, и мне пришлось задуматься о том, какой она может быть. После свободы, в которой я растворялся несколько дней, необходимость согласовывать себя с этим миром казалось тягостной, словно каждая клетка моего тела разбухла и требовала сна. При всём многообразии альтернатив я выбрал возвращение в Челябинск. Здесь оставались мои вещи, моя недвижимость, накопления и незаконченные дела. Я решил снять квартиру и дать себе время собраться с мыслями.

В Челябинск мы приехали поздно ночью7 июля, измотанные дорогой и нервным напряжением. Мы высадили Лиса во дворе на улице Молдавской, когда вышла его сестра и рассказала, что военкоматы взялись за него капитально, и весь день под окнами дежурила машина. Верещагина поймали на работе. Облавы устраивали даже в супермаркетах.

Я отвёз Лиса и Кэрол к её дому, и в этих тревожных мыслях, в разговорах и прикидках наше прощание смазалось. Вытаскивая из машины рюкзак, Кэрол посмотрела на меня вопросительно, в упор. Я знал этот взгляд, просто у меня не было ответов. Я был слишком пуст внутри, слишком свободен. Я произнёс то, во что не верил:

— Иди. Всё будет хорошо.

«Буханка» конвульсивно хрипела и плевалась дымом, торопя меня. Мне некуда было позвать Кэрол, а ей предстоял сложный разговор с отцом, ещё одна ночь с Лисом, осмысление случившегося. Она промолчала, и на её большом лбу собрались морщины. Я знал, что скоро они разгладятся.

Нам было хорошо там, на свободе, отравленными ядом благодушия, который вываривал в своих котелках Тогжан. На трезвую голову мы практически не знали друг друга. Скоро она этой поймёт.

Позже в багажнике я обнаружил её брелок-мишку. Когда-то его поверхность была бархатистой, но он был такой старый, такой затёртый, что стал пластмассовым на ощупь.

Я снял маленькую квартиру недалеко от центра в многоэтажном доме на улице Советской и первые дни провёл в прострации, то лёжа в тишине, то засыпая под хрипящий телевизор. Потом я заставил себя вернуться к жизни и каждый день делал одно из неприятных дел: занялся проверкой банковских счетов, съездил в коттедж и в квартиру. Её дверь была опломбирована, и мне пришлось аккуратно срезать печати и ленты. Оперативники провели обыск, уменьшив мои запасы наличности. Красная «Мазда» исчезла с парковки: позже я обнаружил её, пыльную, у «чезаровского» заводоуправления.