Он вышел на улицу, чтобы принести дров, – и увидел Киарана.

Оказывается, уже рассвело. Снег укрыл участок, и Киаран был единственным темным пятном посреди белой пелены: темная куртка, в которой он утопал, темные волосы. Сидел прямо на поленнице, вытянув ноги, и просто смотрел куда-то перед собой, прежде чем поднять голову на скрип ступеней. Спустившись, Кэл пошел прямо по его следам на снегу, перекрывая их своими:

– И давно ты здесь?

Когда он подошел ближе, Киаран ответил:

– Не могу больше там находиться.

Говорить громко он не мог – Кэл это слышал в напряжении его голоса, слабого и сиплого. Но он смог встать и выйти на улицу, и это была хорошая новость. А Кэлу сейчас нужны были любые хорошие новости.

Оглядев его, Киаран выдал неожиданное:

– Вы выглядите… не слишком хорошо. Как вы?

– Ого! А ты знаешь толк в комплиментах.

– Мистер Махелона.

Да уж. Киаран Блайт умел быть весьма красноречивым с помощью всего лишь двух слов. И, как и положено известному упрямцу, он повторил:

– Как вы?

Они сожгли его лицо. Они протащили его через лес, затащили в эту ловушку, заперли тут вместе с собой – и после всего этого мальчик спрашивает своего мучителя: «Как вы?»

Кэл думал об этом вместо ответа. И вместо мыслей о том, как он, потому что это сейчас не имело никакого значения.

Киаран молчал – может быть, смирился с тем, что Кэл не хочет говорить, может быть, ждал ответа. Джемма бы пошутила про стокгольмский синдром. Джемма пошутит про стокгольмский синдром, сказал себе Кэл, когда избавится от урода, в ней засевшего.

Это еще не Порог. Есть время.

– Прорвемся, – все-таки ответил Кэл, подбирая с земли расколотые бревна. – Все образуется.

Краем глаза он видел, что Киаран повернул к нему голову.