– Мне кажется… – сказал он. – Сейчас вы сами в это не верите.

Не надо гадать над тем, как он думает или не думает. Просто слушай, что говорят.

– Это так странно, – продолжил Киаран, когда понял, что на этот раз Кэл не будет отвечать. Он снова уставился перед собой. – На нас никто не нападал. Ничего… Ничего толком не происходило. Но каждый день становится все хуже и хуже. Словно… словно трясина. Медленно утаскивает нас на дно.

– Если верить Норману…

Кэл опустил топор на бревно – и оно разлетелось в разные стороны.

– …то так и задумано.

– Вы считаете, мистер Эшли прав?

Кэл хмыкнул:

– Если бы я сейчас не верил еще и мистеру Эшли, то во что бы мне вообще оставалось верить?

Только вот он не мог ничего сделать с тем, о чем говорил мистер Эшли.

Это ритуал? Ладно. Просто покажите ему, как его разрушить.

Это засада? Хорошо. Тогда пусть нападут.

Но Киаран попал в точку. Ничего не происходило.

– А миз Роген? Ей вы… верите?

Они могли избежать любой темы: Кэл мог скрываться в комнате бесконечно долго, мог уходить, шутить, увиливать; но рано или поздно все пути этого разговора снова привели бы его к Джемме.

Кэл не мог сражаться с пустотой. Не мог сражаться с тем, что пожирало Киарана изнутри. Не мог сражаться с камнями, которые бесполезной грудой обломков валялись там, внизу.

И с Джеммой не мог сражаться.

«Я надеюсь, вы отдаете себе отчет, насколько привязаны к ней», – да, Кэл отдавал себе отчет. Если что-то он и делал так же хорошо, как убивал монстров, так это отдавал себе эти гребаные отчеты. Держал себя в руках. Оставлял голову холодной. Принимал. Правильные. Решения.