Печать не защитит ее от влияния того, что приняло форму Купера, это она прекрасно понимала. В этой битве она один на один с уродом. Но если что-то пойдет не так, любая помощь ей пригодится, разве нет? В этом Доу был прав.
На этот раз она смотрела на его лицо, а не на руки – и поэтому наконец заметила: не одна она тут борется с собой.
В голове всплыли сухие факты.
Налуса фалайя – суперии-морфоантропы, человекоподобные твари с длиннющим, как у анаконды, хвостом. Холоднокровные.
Гематофаги.
Еще неделю, месяц, год назад она бы никогда не заметила. Она бы сказала: «Опять этот фрик чем-то недоволен». Или фыркнула: «Рожу попроще, и люди к тебе потянутся». Она ведь и правда не заметила тогда, с рукой Нормана. Но сейчас лицо Доу – губы, стиснутые так плотно, что почти исчезли; заострившаяся челюсть; широкие скулы, обтянутые кожей; и его взгляд – все это сказало Джемме больше, чем Доу, вероятно, когда-либо в жизни хотел бы ей показывать.
Голод чувствовала не только Джемма.
– У тебя вид, – хрипло сказала она, – будто… тебя сейчас… стошнит. Прям… обидно.
– Заткнись.
– Ты… в норме? Не хочу… чтобы тебя… вывернуло мне на колени.
Он не ответил, и Джемма снова дернулась от резкой боли в боку. Кажется, они перешли ко второй трети, судя по тому, что теперь ее прожигало с другой стороны.
Джемма продолжала смотреть на него – он не поднимал взгляд. Хотя понял, что она поняла. А она поняла, что он понял, что она поняла… Ладно, это издевательство.
Но он правда хреново выглядел, и поэтому она позвала:
– Доу… Эй. Доу.
– Нет, – с внезапной яростью ответил он, и его рука замерла над ее ребром. Он продолжал смотреть куда-то ей в живот, но Джемма видела, что глаза у него были злыми. – Если ты посмеешь сказать это, Роген, я развернусь и уйду, – ноздри у него гневно разошлись, – и сиди, черт тебя дери, жди Махелону.
– Я хотела… не