Записка в конверте с рукописью. Это Оливия. Она убедилась, что у меня есть копия книги.

– И что ты теперь думаешь о своем идеальном женихе? – спрашивает она. – Я же говорила, что могу найти тебе мужа получше.

– Ненавижу его. – В моем голосе столько чистого, неподдельного яда, что это застает нас обеих врасплох.

– Что ж, – она подходит чуть ближе, ее голос теперь мягкий, как прикосновение перышка, – ты заслуживаешь того, кто будет любить тебя по-настоящему, Кейт.

Я отступаю, растерянная резким переходом от насмешек и жестокости к заботе и утешению.

– Ты поверила во все сказки, которые я только что сочинила про Оскара. И это только подтверждает, что он тебе не пара, и ты сама это знаешь.

Сказки? Вранье. Еще одна игра. Я совсем сбита с толку.

– Всё, что ты сейчас говорила – роман, книга, планы меня убить… ты это выдумала?

– Да. Ну… почти всё… Волосы действительно принадлежат твоей сестре.

Я слишком озадачена, чтобы злиться. Потребность в правде – как жалящая крапива под кожей. Зуд, который может унять только Оливия.

– Зачем врать про Оскара?

– Ты так быстро поверила в самое плохое о нем, потому что он не тот, кто тебе нужен.

Бред какой-то.

– Ты обещала ответить на все вопросы, а сама играешь со мной.

– Ты тоже обещала прийти одна.

Ужас пронизывает меня насквозь. Несмотря на изнуряющую летнюю жару, по спине бегут ледяные мурашки.

Гидеон.

Оливия слегка наклоняет голову, и за ее правым плечом я вижу под деревом какую-то кучу. В полумраке ее легко принять за ворох одежды, но это не одежда. Это он. Гидеон.

– Не надо было нарушать правила, Кейт, – укоряет Оливия. И когда она выходит вперед, в полосу света, я понимаю, что ее руки в крови. Темно-красная кровь размазана от ладоней до локтей, как пара зловещих вечерних перчаток. Я слишком ошеломлена, чтобы пошевелиться, когда она проводит пальцами по моему рту, оставляя влажный кровавый след на губах.