В самом дальнем углу – еще одна дверь. Сердце учащенно бьется. Я представляю коридор за ней. Лестничный пролет. Дверь на улицу. Кого-то, кто услышит мой крик. Дергаю цепь, металл впивается в кости. Всё тело трясется. Откидываюсь на кровать, пережидая очередную волну головокружения, и очень медленно оглядываю комнату в поисках оружия. Если сумею освободиться, оно понадобится. С тоской вспоминаю ножик, который сунула в карман джинсов. В комнате ничего подходящего для самозащиты. Ни зеркал, которые можно разбить. Ни стеклянных рамок. Ни лампы, которой можно ударить по голове. Я ни секунды не сомневаюсь, что отсутствие средств самообороны – это не случайность.

Меня держат в доме, значит, недалеко должны быть другие дома. Если закричать очень громко, может услышать сосед, встревожиться и вызвать полицию. Даже если похититель где-то рядом, страх не должен помешать мне попытаться сбежать. Поэтому я делаю глубокий вдох и издаю безумный вопль. Я кричу. Бью наручниками о латунную спинку кровати. Кричу снова, но тут подступает тошнота, я свешиваю голову через край кровати, и меня рвет.

Слышу, как открывается дверь, и так резко поднимаю взгляд, что комната начинает кружиться. Меня опять тошнит. Я вытираю рот тыльной стороной ладони и смотрю на женщину, которая заходит в комнату с деревянным подносом в руках. Ее легко принять за самозванку, выдававшую себя за мою сестру: тоже высокая красивая блондинка. Она молча ставит поднос на прикроватный столик, бросает взгляд на лужицу рвоты и скрывается в ванной. Я ошеломленно смотрю ей вслед, не в силах вымолвить ни слова. Она быстро возвращается с дезинфицирующими салфетками. Я глубоко дышу, пытаясь справиться с головокружением. Она опускается на колени и начинает убирать беспорядок.

– Скоро полегчает, – мягко уверяет она. – Меня после наркотиков тошнило всего день.

Я смотрю на ее светло-русые волосы до талии и фарфорово-голубые глаза. Она так похожа на Оливию. То есть на женщину, которая притворялась Оливией. У нее длинные, почти до бровей, ресницы. Она худая – костлявые плечи, выступающие ключицы и острый подбородок. Очень белая кожа – интересно, когда она в последний раз бывала на солнце. Она убирает испачканные салфетки в тканевый мешочек, который достала из шкафа, и швыряет его к двери. А потом снова поворачивается, глядя на меня с жалостью.

Я смотрю на нее снизу вверх в робкой надежде:

– Оливия?

Она поджимает губы и с сожалением качает головой.

– Брайони.

– Брайони, – я перекатываю ее имя на языке. – Где я?

Она разглаживает руками белое платье с цветочками.