– Они остались там навсегда?

– Нет. Но даже когда псевдобольные начали вести себя адекватно и уверять в том, что им стало лучше, никто не поверил им. Персонал продолжал пичкать их лекарствами. Их вынудили пройти полный курс лечения и только тогда выпустили. Розенхан отправлял психически здоровых людей по клиникам различных штатов – и все повторялось снова и снова. Нет никакой нормальности, как и ненормальности. В Папуа – Новой Гвинее живет племя короваи. Они регулярно питаются человечиной, теплые мозги для них – деликатес. Никто не считает их сумасшедшими. И они не считают себя сумасшедшими.

– Но границы существуют.

– Границы?

– Добра и зла.

– Где же они?

– Как-то я услышал фразу, не помню дословно: смысл был в том, что вещи являются добрыми или злыми лишь в той мере, в какой они воздействуют на разум того, кто их совершает. Думаю, все дело в том, приносишь ли ты вред себе и другим.

Грейс со спокойным удовлетворением кивнула.

– С твоей головой все в порядке, Майкл Парсонс.

– Ну, с этим мне тут помогут справиться. Они даже не говорят, чем пичкают нас, – запрещено, потом только и хватает сил, что сидеть да пялиться в экран. В голове каша. Границы между светом и тьмой, сладким и соленым, холодом и теплом стираются. Но это все равно лучше, чем быть там.

– Там?

– За стенами. Они защищают нас.

– Но ты не можешь прятаться вечно.

Он поджал губы и поморщился от того, как они наждачкой прошлись друг по другу.

– Почему, если говоришь с Гитлером, ты сумасшедший, а если с Богом – особенный? – спросил он.

– Ты говоришь с Гитлером?

– Нет, мой немецкий не очень.

Ее лицо тронула тень улыбки.

– Ищешь жалости?

– Да. Мне нравится, когда ты меня жалеешь.