– Ты совсем идиот, да?

– Хватит уже! Я и так попал сюда не от высокой самооценки.

– Может, это какое-то великое открытие, но я сегодня в хорошем расположении духа, мистер реалист, поэтому сделаю его для тебя: никто не приезжает в реабилитационную клинику в качестве визита вежливости. Ты что-то значишь для нее.

Он с деланым усердием склонился над рисунком, но так и не коснулся грифелем бумаги.

– Ты… ты правда так думаешь?

– Вы, мужики, и слона под носом не заметите. Конечно, я так думаю. Все так думают! И на твоем месте я бы не сидела тут битый час и не убивалась по ушедшим возможностям – у тебя их хоть отбавляй.

Она принялась за рисунок. Карандаш зашуршал по бумаге.

– А ты?

Она сжала челюсти.

– Не будем об этом.

– Почему? Было бы справедливо, учитывая, что я рассказал о Грейс.

– Этот мир вообще очень несправедлив.

Майкл закусил нижнюю губу в приливе внезапно накатившей неловкости, но все же спросил:

– Он такой же… как мы?

– Не твое дело, – огрызнулась она, но там, в зеленой пелене ее глаз, что-то болезненно дрогнуло, и ее злобный напор подтаял: – Он умер… – признала она едва слышно, одними губами. – Месяцами я глушила в себе это… а потом устала. Это как пружина, на которую давят слишком сильно и слишком долго – в итоге она отскакивает… прямо по башке.

– Так тетка тебя из-за этого закрыла?

– Да нет, плевать ей на мои чувства. Просто… у нее муж, дети – полный набор. Приличная домохозяйка. Ну, типа как из рекламы, а я – пятно на рубашке. И меня надо во что бы то ни стало вывести.

– А как же твои родители?

– Их давно нет.

Глаза Майкла пробежались по ее синюшному запястью, украшенному сеткой тонких шрамов, но только один из них был длинным и относительно новым. Фиби перехватила взгляд и натянула рукава.