– Как занимательно. Но в расследовании вы не продвинулись ни на шаг. Это что, какой-то новый вид брачных игр?
– Игр?
– Вся эта таинственность и опасность, не лишенная первобытной чувственности.
Под ботинком Генри громко хрустнула ветка, дала трещину и его невозмутимость.
– Смерть Мэри кажется вам чувственной?
– Эрос и Танатос. Без одного не существует другого. И нет, мистер Стайн, я не считаю смерть Мэри хоть сколько-нибудь чувственной – это ужасная, чудовищная трагедия, но вы проводите время с Агнес не из-за Мэри, уже нет – причина как раз в эросе, которую породил танатос.
– Нас с Агнес ничего не связывает, кроме дела Мэри Крэйн, – парировал он с напускной строгостью и сам едва не чертыхнулся от того, как пластмассово прозвучала его фраза.
– Агнес знала о Мэри не больше, чем о загробной жизни. О чем вы говорите с ней вечерами, запираясь в кабинете?
Генри медлил с ответом, давно разменял пятый десяток, но рядом с этой девчонкой все слова выцветали, изнашивались и меркли, совершенно постыдно теряя смысл.
Грейс протиснулась с мешком через острие голых кустов, придержав особенно крупную и опасную ветку лишь для себя, и та едва не располосовала Генри щеку, он вовремя остановил ее, в дюйме от глаза, но та все равно саданула по обветренной коже рук. Генри не сомневался, что Грейс сделала это с коварным расчетом, ведь ни одно ее движение не сквозило неловкостью или незнанием, но благоразумно промолчал. Боль давно прошила его до основания, и порез он заметил гораздо позже, снова поразившись уже привычной телесной бесчувственности.
– Это дело важнее для Агнес, чем для многих других, – продолжала Грейс. – Она знает, каково терять. У нее был муж, она вам говорила?
– С чего бы ей рассказывать мне об этом?
Открытые вопросы всегда лучше закрытых, даже если они не совсем правдивы. Скажи он «да», и разговор бы исчерпал себя, скажи «нет», и нагло соврал бы.
– У нее был ребенок. Мальчик. Он умер пять лет назад.
– Что случилось?
– Уснул и не проснулся – с младенцами такое нередко случается.
Генри не понимал, зачем она это рассказывает, но и прервать ее не смел, не хотел. Грейс остановилась.
– Не причиняйте ей боль. Иначе я закопаю вас в этом лесу.
– Вы не очень-то жаждете покидать список подозреваемых.
– Знаете, жизнь – самое дорогое, что есть у каждого из нас, но люди постоянно ведут себя так, словно существует что-то более ценное.