Надежда

Каждый год в преддверии одного из главных праздников в семье Лидс – Пасхи – Филипп с детьми навещал могилу жены. Это было совершенно особенное событие, происходившее, подобно сложному религиозному обряду, лишь раз в год. На этот счет у Филиппа тоже имелась теория: он полагал, что делать это чаще не имеет смысла; больше, чем забвения для Софии, он боялся только излишнего уныния – одного из семи смертных грехов, в который всегда впадали дети, навещая ее последнее пристанище.

Но он ошибался – теория не работала. Грейс скорбела о матери каждый день и каждую ночь, буквально тосковала, придумывая все новые истории, что царапались внутри нее своей невоплотимостью. Как можно настолько нуждаться в человеке, которого никогда не знал? Однако чем старше она становилась, тем сильнее разрасталось, ширилось это чувство – смертельной тоски по неизведанному, но такому желанному, и тем сильнее ей хотелось иметь рядом с собой ту, кто мог бы ответить на вопросы, ответов на которые не знали ни брат, ни отец.

Несмотря на сплетни и слухи, ходившие о семье, в фамильном склепе, построенном когда-то в сердце чащи, Лидсов давно не хоронили, после Второй мировой – проведенная кровью черта – они покоились на частном кладбище. Фред и Грейс знали биографии всех, чьи имена были выбиты на старых надгробиях. Вот их дед, Артур Лидс, выдающийся профессор, управлявший Лидс-холлом более тридцати лет и одержимый всем, что касалось его титула. Вот бабушка, Элеонор Лидс, вынужденная мириться с его скверным нравом, что, впрочем, она делала с успехом, получив отменный опыт в близком окружении самой принцессы Маргарет. Вот дядюшка, Альберт Лидс, старший брат Филиппа и Агнес, бывший директором всего пять лет – как говорится, сердце подвело. Прадедушки, прабабушки, двоюродные братья и сестры, мужья и жены – семейное древо пустило глубокие корни, сотканные из золота, запятнанного кровью истории, но Лидсы не стремились выделиться в панораме местной аристократии дороговизной памятников. Существовала лишь одна неизменная традиция – писать эпитафию при жизни. Грейс и Фред составили свои на пятнадцатый день рождения и обновляли каждый год. На надгробном камне Софии Лидс было выбито:

Грейс с детства гадала, что означали эти строки, точнее, кому мама их адресовала. Собственному отцу, выдавшему ее замуж за сорокалетнего Филиппа, душу которого растерзали ужасы войны? Когда София вышла замуж, ей было всего двадцать два. Или мужу, который взял ее в жены в нежном возрасте и не смог спасти от болезни, а потом и смерти? Или Богу? Грейс верила, что тот, к кому обращалась мать, был собирательным образом, совмещающим в себе качества всех мужчин, поступки которых привели ее к смерти в двадцать четыре года.