Со временем Грейс не перестала бояться чулана, но научилась не показывать страха – выдержка и хладнокровие, которые ей прививал отец, давали свои плоды. Она больше не кричала, не умоляла, не выбивала дверь и не билась головой об пол и стены.

Прежде чем запереть ее, Филипп приказал сжечь письма, пришедшие из пансионов, и запретил думать об отъезде. Вывернул ее карманы, чтобы убедиться, что она не обманет его, как делала десятки раз, пряча в складках платья еду, фонарики и свечи.

Грейс погрузилась во тьму. Прильнув спиной к стеллажу с пакетами сахара, риса и гороха, она поджала колени к груди и спрятала в них лицо. Ее трясло от холода и беспричинного страха, но он слегка отступал, подавленный звуками реальности: звон посуды, разговоры прислуги, треск дров в камине – приглушенные, далекие, точно из-под воды, из другого мира. Грейс всегда чувствовала себя подобным образом, будто была окружена пузырем, который отгораживал ее от остальных, и мечтала не иметь его, порвать и выкинуть, как остатки последа. Она до сих пор помнила ужас, сковавший тело, когда отец заставил ее смотреть на роды лошади, после них из кобылы свисала бело-серая кровянистая кожа, которую из нее, скрутив в жгут, мучительно вытягивали. Удивительно, что жеребенок встает на ноги в первый же день жизни, в то время как людям нужны месяцы, чтобы научиться ходить, и годы, чтобы осознать, в какую сторону идти. Это чей-то замысел, чудовищный и коварный, предполагающий такую долгую зависимость человеческих детенышей от родителей. Все же лошади более совершенные существа, чем люди.

Ночь давалась Грейс особенно тяжело. В звенящей гулкой тишине она погрузилась в бездну отчаяния, растеклась жалкой лужицей по полу чулана и, просочившись через зазор под дверью, оказалась в мире мертвых, принадлежавшем матери. Сделала шаг, еще один и взмыла к потолку – цепи натянулись до предела. Ей суждено томиться и умереть здесь, навечно замурованной в стены.

С рассветом отец позволил ей покинуть чулан, но она так и не узнала, что стало причиной такой неожиданной милости с его стороны. Укутавшись в пальто, она вышла на задний двор в мертвенно-бледное марево. Холодный воздух льнул к коже. Будка Полли спустя столько лет уродливым серым пятном омрачала пейзаж, напоминая о потере друга, словно капли крови на месте преступления.

Грейс обогнула сад, оранжерею и домики прислуги. Простор полей. Небо слилось с землей, линия горизонта стерлась. Стена деревьев темным войском обступила мертвые земли. Она долго всматривалась невидящими глазами вдаль, растворяясь в молочном тумане и утренней тишине. Подняв лицо к небу, она выдохнула облачко пара.