– Хочу ребенка.

Мир вокруг замер, и воцарилась тишина. Только секунд через десять он понял, что перестал дышать. Представил эту картину так явственно, будто уже видел прежде: цветущая Грейс Лидс с округлившимся животом, и каким бы странным и нереальным это ни казалось, ему понравился этот мираж.

– Ты хочешь замуж? – У него онемели кончики пальцев.

– Я не это сказала.

– В том обществе, где ты живешь, наличие ребенка подразумевает наличие мужа.

– Брак стал погибелью моей матери.

– Думаешь, она была бы счастливее в одиночестве?

– Ну уж точно живее.

– Значит, тебе нужен ребенок.

– Знаю, как это звучит. Кто угодно сказал бы, что это глупо, ведь мне всего восемнадцать и я даже не окончила школу. Но это всегда было во мне – желание заботиться, оберегать, учить новому. И я не чувствую себя восемнадцатилетней, я даже не чувствую себя сорокалетней. Я очень-очень стара, моей душе сотни лет. Кажется, я прожила тысячи жизней. Я завидую молодым, тем, кто видит этот мир большим и полным возможностей. Моя жизнь сузилась до узкого тоннеля, одной точки, одного взгляда. И я смогу выбраться, только став матерью. Я буду хорошей матерью. – В ее глазах что-то сверкнуло, словно она вспомнила о ребенке, который у нее когда-то был, но которого она бесследно потеряла.

Майкл никогда не думал об отцовстве, но, сколько себя помнил, был отцом. Для Кэти. И его мир тоже был точкой, тоннелем, по которому он уже не шел, но полз, делая такие долгие перерывы, что страхи с легкостью нагоняли его, и он позволял им себя поглотить.

– У тебя будет ребенок. – Он не шутил и не издевался – обещал.

Она усмехнулась, и эта улыбка не сквозила ничем, кроме светлой печали.

– Что? – тоже усмехнулся он.

– У тебя красивая улыбка, Майкл Парсонс. Ты должен чаще улыбаться.

Эти слова привели его в такое внезапное замешательство, что он невольно дернулся и опустил взгляд. Это был комплимент? Комплимент от Грейс Лидс?

– А у тебя… – Он поднял голову, оставив попытки сказать что-то удивительное, и позволил себе легкую улыбку. – Ты прекрасна, Грейс Лидс. И знаешь это.

Как назло, она стала еще прекраснее после того, как он это сказал. Не греющие, но яркие зимние лучи солнца искрились в ее густых и волнистых, как ночное море, волосах.

– И как бы ты назвал ребенка?

Ранее он и не подозревал, что у него есть ответ на этот вопрос.