– Пообещай мне кое-что. – Его голос звучал так тихо, что пришлось читать по губам. – Когда я умру, прекрати гоняться за мертвыми… иначе они начнут гоняться за тобой.

Они уже гонялись за ней, и именно поэтому она не хотела обещать ему этого – незримое присутствие матери и ее помощь удерживали ее в мире живых.

– Обещаю, – умело солгала она, как он учил ее, когда ставил на горох, заставляя цитировать Евангелие.

– Я был неправ…

Она попыталась закрыть ему рот – силы и без того стремительно покидали его, однако он говорил, полз за уносящимся поездом в жизнь перед последним вздохом.

– Качества теории выживания…

– Выносливость, разумность, хладнокровие, созерцательность, решительность.

– Не хватает еще одного. Самого важного…

Грейс напряглась, замерла в трепетном ожидании.

– Милосердия. – По его виску потекла слеза, задев бившуюся синюю жилку.

Милосердие. Он так давно лишал их его. Всю жизнь давил его в ней – единственное качество, которым она обладала с рождения. Грейс сдержала слезы – знала, что он оценит, хотя в тот миг это граничило с физической болью, словно ее поместили в спичечный коробок и все продолжали сдавливать, желая раздавить. Невидящим взглядом, в тупой потерянности Филипп смотрел в пространство перед собой.

– Милосердие, – повторил он. – Оно есть в тебе, Грейс. Воистину милосерден тот, кто думает о других, забывая о своих потребностях и желаниях, тот, кто умеет прощать. Даже того, кто этого не заслуживает.

Она схватила его за руку, сжав.

– Нет. Я знаю. Знаю, что был жесток. Я верил, что это разумная жесткость. Видит Бог, я хотел как лучше…

Она закрыла глаза, погрузившись в темноту под веками. Не видеть этот живой труп, надежды и мечты которого рассыпались в прах из-за безмерной гордыни и непростительной глупости – если бы только он уступил, ему подарили бы еще несколько лет.

– Пожалуйста, замолчи. Тебе нельзя говорить.

– Выходит дух его, и он возвращается в землю свою; в тот день исчезают все помышления его …[68]

Воцарилась тишина. Он призывал все те силы, что в нем остались. Она смиренно ждала. С тех пор как он начал увядать, ее сердце никогда не находило покоя, но то дежурство у его постели было пронизано особой печалью и предрешенностью неизбежного.

– Думаешь, я плохой человек?

Грейс не ответила, а он продолжил: