Они вышли из леса, и на мили перед ними открылось вересковое поле. Рыжее море, утратившее фиолетовый окрас, – ступишь, и пучина поглотит навечно. Министр захлебывался лаем, точно предостерегая об опасности, но Грейс приласкала его, и он, в последний раз заскулив, утих.

Грейс первой шагнула в бескрайний простор, припорошенный снегом. Ветки цеплялись за обувь, хватались за подол ее платья и пальто, но она, словно в глубоком трансе, двигалась к ясеню, стоявшему одиноким воином посреди пустыря. Дерево давно сбросило листву, и от этого казалось еще более несчастным, точно вереск вытягивал из него жизнь, чтобы поддерживать собственную. Грейс кинула мешок на землю и принялась с дотошностью изучать бороздчатую кору дерева. Генри молча наблюдал за ней в страхе спугнуть мысль.

– Здесь.

– Откуда такие выводы?

– Пасха, – отозвалась она, как ученый на пороге великого открытия, и развязала мешок, впервые вывалив из него все имеющиеся инструменты: лопаты нескольких видов, кирку, лом, веревку и даже ржавое ведро.

Генри снял пальто и кинул его на землю, Министр охранником сел рядом. Холод и влага льнули к коже, но в ближайшее время мерзнуть им не придется – у него до сих пор ломило руки; после первого раза он едва их поднимал.

Земля плохо поддавалась – покрылась коркой. Почва здесь была более яркой, рыжеватой.

– Это из-за чрезмерной кислотности, – сказала Грейс тоном опытного почвоведа, уловив растерянность на лице Стайна. – Вересковые пустоши обычно встречаются только на самых бедных и кислых почвах – там, где не развиваются нормальные растения.

– Своего рода сорняк?

– Полезный, но да – сорняк. Отец часто собирал его во время цветения. Настой из вереска успокаивает и помогает уснуть.

– А у него были проблемы со сном?

– Он отвечал за величие Лидсов. Это переломило бы любого. Мужчины в нашей семье редко доживают до шестидесяти. Мой дед – исключение, но он был дрянным человеком.

– Почему?

– С чего бы начать? Ярый поборник физических наказаний в Лидс-холле. Моя бабушка перед смертью попросила его отменить их.

– Прислушался?

– Нет. – Грейс протянула ему руку. – Поменяемся?

Рядом с Генри уже образовалась приличная горка земли, и он, выпрямившись, перевел дыхание и осознал, что в самом деле подустал – с легкостью согласился на предложение, впервые не виня себя за передачу такого неженского занятия женщине.

В дело пошло все: лопаты, кирка, веревка, хлипкое перемирие и командная работа – земля то твердела, противясь им, то мягчала и, словно видя старания, поддавалась. Они копали попеременно, но на глубине Генри взял на себя более сложную задачу: поднимать ведро с землей наверх, пока Грейс рыла со своей привычной непоколебимостью. Он делал все на автомате, время от времени напоминая ей – опасаясь, что она увлеклась слишком сильно, – что роют они глубже привычного и что с таким успехом доберутся до грунтовых вод – вся работа насмарку. Опорожнив очередное ведро, он свалился на землю и впервые вдумчиво огляделся, позволив взору бежать по равнине до самого горизонта – все здесь было таким плоским и бесконечным, сквозило дыханием одиночества и неизбывной печали, что у него голова пошла кругом от беспричинного испуга свалиться с этой планеты, как с поверхности стола. И вдруг – не сразу уловил – все стихло, и он подполз к яме, сбросив усталость, как мертвую кожу.