– Отец? – боязливо спросила Мэри.

Филипп Лидс умер несколько лет назад, и на личности Грейс его смерть оставила неизгладимый отпечаток, но Фред держал свою боль при себе, как редкую жемчужину.

– Друг.

– Расскажешь мне?

– Да нечего рассказывать. У меня был друг, и это в прошлом.

– Майкл Парсонс?

– Майкл Парсонс.

– Но он жив.

– Не для меня. Нашу дружбу уничтожила зависимость. Он снова возьмется за старое. Не могу видеть, как он себя убивает, помочь – тоже. Я словно вижу, как он гниет в земле, еще до того, как в ней окажется.

Мэри часто сталкивалась с Майклом в школьных коридорах и с удовольствием наблюдала за ним исподтишка, ведь по какой-то неведомой ей самой причине он напоминал ей об Адаме, о чувстве дома, которое он ей дарил; воображала, что он очень добрый – наверное, доброты его лицу придавала теплота: глаза, кожа, волосы – в нем не было ничего холодного, ничего слишком острого, поэтому она с трудом и горечью представляла, как он убивал себя чем-то настолько отвратительным.

– Хочешь, попробуем еще раз на лошадках?

Фред протянул ей руку, и она позволила увлечь себя в неоновые огни парка.

Тайник

Тайник

«Он даже рад был работе: измучившись на работе физически, он по крайней мере добывал себе несколько часов спокойного сна». Чем глубже Мэри проваливалась в чувства к Фреду, тем быстрее истончалась ее решимость молчать. Она подавляла боль мучительной, долгой работой без перерывов, но даже в ней полностью не забывалась. Лежа по вечерам под одеялом в темноте спальни, она ворочалась с боку на бок: была слишком обеспокоена, чтобы уснуть, и слишком измотана, чтобы учиться дальше.

– Почему ты не любишь классические романы? – спросила Мэри, когда Грейс посетила Лидс-холл снова.

– Почему ты так решила?

– Тебе не нравится ни «Джейн Эйр», ни «Гордость и предубеждение», ни «Грозовой перевал»…

– Я не нахожу интереса в историях, где все сводится к отношениям бесправной женщины и властного мужчины, – отозвалась она, как бы отмахиваясь от вопроса, но, почувствовав недосказанность, повисшую в воздухе, продолжила: – Книги того времени чаще всего именно об этом. Женщина всегда представала кротким, нежным созданием. Достаточно миловидной, но не слишком, умной, но не чересчур. Она, конечно же, станет предметом увлечения и страсти властного мужчины, борющегося с внутренними демонами. И он выберет ее, бедную сиротку, наивную и неискушенную, и изменится, пораженный стрелой любви. И таким образом в разных интерпретациях повторяется всем известный сюжет.

– Какой?