– Это самая красивая вещь, что я видела, – сказала она, зайдясь еще сильнее. – Я буду носить его не снимая. Я буду носить его до конца жизни. Меня похоронят в нем.

Адам усмехнулся, отстранил ее от себя и утер слезы ледяными пальцами. Поднялся ветер, влажный и колючий, и смел ворох охровых листьев на поверхность озера, едва тронутую волнами.

– Зря я тебя сюда привел. Тут ужасно холодно. – Он поднял воротник ее хилого пальтишка с таким видом, словно это было самое важное, что он сделал сегодня. – Лучше пошли съедим где-нибудь десерт. У меня осталось немного денег.

Мэри открыла глаза, вынырнув из приятного воспоминания, и сжала медальон с такой силой, что ногти болезненно впились в кожу. Когда-то она собиралась хранить в нем фотографию брата, но после его смерти с ужасом обнаружила, что у них даже нет семейного альбома – слишком много детей, чтобы помнить и тосковать по кому-то из них. Адам жил только в ее памяти, и его черты, как она ни старалась, постепенно тускнели, ускользали песком сквозь пальцы. Она поместила в медальон фотографию Фреда, которую нашла на сайте школы: слегка устрашающий, невообразимо отрешенный от мира, но красивый в своей отрешенности, как статуя древнегреческого юноши. И теперь, когда ей становилось слишком страшно, она сжимала медальон, и на помощь ей приходили два главных мужчины в ее жизни.

В этом году Мэри не ждала подарков. От родителей, точнее от мамы, она получила только десять минут нравоучений по телефону. Тот день ничем не отличался от других, никто из девочек не вспомнил о ее празднике, а может, и вовсе не знал о нем. Амелия, как обычно, стремилась заполучить все внимание – блистала в лучах славы, которая существовала лишь в ее симпатичной головке. Однако после занятий у себя под дверью Мэри нашла коробку, перевязанную светло-голубым бантом, пугливо огляделась и, никого не заметив, схватила подарок и поспешила скрыться в комнате.

«Преступление и наказание» Достоевского – увесистый томик в коже с золотым тиснением, коллекционное издание, ограниченный тираж. Мэри никогда прежде не читала русских авторов, не держала в руках настолько дорогих книг. Ни в коробке, ни в книге – ни писем, ни записок, но Мэри поняла, от кого подарок. Но как Грейс узнала, что у нее сегодня день рождения? Как коробка оказалась под дверью? Почему она не вручила ее лично? Вопросы сыпались, бежали по кругу, но в конечном счете рассеивались, растворялись в счастье не быть забытой, быть для кого-то важной. Мэри грелась и нежилась в этом непривычном для нее чувстве. Сердце цвело и распускалось, заполняя собой спальню. Впервые за столько лет у нее есть все. Как бы она хотела, чтобы Адам знал об этом, чтобы он – недостающий пазл в мозаике ее счастья – оказался рядом.