Он сопротивлялся, но недолго, вяло – очень устал, – точно тряпичная кукла обмяк на скамье, словно ему нужно было это время, когда он волей-неволей остался один на один с мыслями, хотя и здесь – в пристанище серости и уныния – они угнетали не меньше.

– Легче? – спросил Барн спустя пару часов, показавшись за железными прутьями.

– У меня сегодня занятия – я потеряю работу, – загробным голосом ответил Джеймс.

– Вас простят, – буднично отметил детектив, встретившись с измученным взглядом. – Да, простят, – кивнул он, – таким, как вы, теперь многое будут прощать.

Таким потерянным? Сломленным? Осиротевшим?

– Я ненавижу вас, бобби, – сказал он, испепеляя его глазами, испещренными красными прожилками – в последнее время не спал дольше четырех часов за ночь.

– Думаете, вы первый, кто говорит мне это?

Джеймс плелся за Барном по длинному коридору, освещенному холодно-синеватым светом, покидал участок с болезненным чувством опустошения в груди. Та незначительная надежда, что у него была, повесилась в серой камере.

Месяцы сменяли друг друга в серой пелене мучительной неизвестности, стирая малейшую надежду найти Кристину живой.

Солнце клонилось за горизонт, и его умирающие лучи окрасили небо в кроваво-оранжевый цвет, точно кто-то располосовал его ножом. В воздухе пахло влагой, дождем, но тот так и не начался. Джеймс вернулся домой с работы, снял со стены фотографию дочери, поцеловал и спрятал в ящик комода.

Кристина билась сердцем в теле их семьи – они ждали ее долгие годы – тщетно. Врачи твердили, что они с женой несовместимы; прежде чем Маргарет забеременела, пережили семь выкидышей и череду нескончаемых ссор и немых обид, что значительно подточили их любовь. Беременность давалась ей нелегко: тяжелый токсикоз – ее рвало на протяжении всего срока, она едва вставала с кровати, но когда девочка появилась на свет, все страдания окупились с лихвой. Столько лет у них ничего не получалось, и если бы не вышло и в этот раз, то они, уже опытные супруги, снявшие очки слепой влюбленности, истерзанные неудачами и горем, оставили бы попытки и расстались. Кристина росла между ними маленьким, но очень крепким мостиком, укрепляя их дружбу и уважение друг к другу и успешно скрывая отсутствие былой любви. Он – учитель, она – медсестра, но ни скромный доход, ни старый дом не омрачали их счастья, пока у них была Кристина. Девочка-ангел: никогда не доставляла проблем, не плакала, не повышала голос – удобная мишень для отпетых подонков, с ужасом про себя думал Джеймс, считая ее святой; порой ему казалось, что дочь уйдет в монастырь – настолько она была отрешена от мира. Он любил ее скромность, спокойный нрав, глубокую погруженность в себя. Он любил ее.