В условиях неразберихи первых месяцев войны было много примеров негативного поведения сотрудников органов и войск НКГБ и НКВД. Некоторые из них вместо того, чтобы поддерживать общественный порядок, тоже поддавались панике. В результате жулики и проходимцы, пользуясь случаем, крали сотни тысяч государственных средств, бросали противнику государственное имущество и безнаказанно бежали в глубь страны. Так было в Одессе. 25 августа 1941 г. некая Н. Осмоловская сообщила Л. Берии о том, что «при первых известиях о наступлении на Одессу фашистских бандитов многие из работников НКВД, проживавших по ул. Энгельса, показали всем пример постыдного бегства и трусости, создавая тем самым панику, трудности, неразбериху, мешая работе военных организаций и лицемерно называя свои предательские действия «плановой эвакуацией». Они постыдно оставили город и трудящихся на произвол судьбы, в первую очередь обеспечивая себя, свои семьи продуктами, деньгами»[796].
«Вредные преждевременные эвакуационные настроения и растерянность, дезорганизовывали этим всю систему государственного аппарата на местах, что привело к уничтожению продовольствия и имущества, так необходимых для снабжения населения и войсковых частей». 5 июля 1941 г. военный прокурор Витебского гарнизона Глинка сообщил: «…Тревога и паника усилилась еще и тем, что в городе стало известно о том, что ответственные работники облорганизации эвакуируют сами свои семью с имуществом, получив на ж.д. станции самостоятельные вагоны, причем жены этих ответработников из НКВД, облисполкома, парторганов и другие стали самовольно уходить с работы. Милиция работает слабо, а НКВД также сворачивает свою работу…»[797]. По сообщению нач. 3-го отдела 10-й армии, панике способствовало то, что в ночь с 22 на 23 июня позорно сбежало не только партийное и советское руководство Белостокской области, но все сотрудники органов НКВД и НКГБ во главе с начальством. О недостойном поведении работников свидетельствуют докладная записка нач. УНКВД по Ленинградской области Лагунова Л. Берии, в которой речь шла о панике и действиях руководящего состава Красногвардейска, в том числе и нач. РО НКВД, вызванной артобстрелом противником железнодорожной станции, об аресте виновных в преждевременном подрыве предприятий, объектов Красногвардейска и о предложениях ОО Северного фронта по предотвращению в дальнейшем подобных ситуаций[798], и докладная записка от 15 августа 1941 г. руководства завода им. ОГПУ г. Мелитополя Л. Берии[799].
Были и возмутительные случаи, когда интересы сражающейся армии отходили на второй план. Так, 20 июля 1941 г. военный прокурор 5 армии Юго-Западного фронта, бригадвоенюрист Лапкин сообщил наркомам внутренних дел СССР и Украины о преступном поведении нач. областного управления по Ровенской области Климова, который в то время, когда части Красной армии вели бой, он «вместо того, чтобы помогать командованию в изыскании транспортных средств для отправки из Ровно боеприпасов, а также вместо приятии мер к обеспечению прядка в городе и области», «собрал около 30 грузовых автомашин, направлявшихся на фронт, и стал грузить вещи сотрудников НКВД с тем, чтобы сбежать в тыл. Военный прокурор 19 танковой дивизии, для которой срочно требовались боеприпасы, под угрозой оружия заставил Климова освободить машины от собственных вещей и передать их в распоряжение командования». 23 июля 1941 г. зам. наркома И. Серов отдал распоряжение расследовать это сообщение.