Саймон Уилсон, избрав самую минималистскую формулировку, определил декадентство просто как искусство, «сосредоточенное в основном на сексуальности и на смерти»[1237]. Здесь бы мы добавили, что декадентов особенно интересовало извращенное переплетение этих двух тем. И еще здесь возникает вопрос: почему именно эти темы заняли столь заметное место в декадентском искусстве? Уилсон полагал, что чрезмерное внимание к сексуальности являлось своего рода чувственным бунтом против того материалистического, деятельного и утилитарного общества, которое сформировалось после промышленной революции, и мы находим его интерпретацию убедительной. А в повышенном интересе к смерти, по его мнению, отразилось отчаяние при виде повсеместного поклонения наживе и при мысли о якобы неминуемо надвигающейся гибели цивилизации. И все это слилось воедино в декадентском взгляде на женщину, которая «уже не жертва, какой она была в искусстве романтиков», а «независимое существо, использующее свою сексуальность для подчинения мужчин», а еще «вокруг нее — могильная аура»[1238]. Таким образом, к списку главнейших декадентских мотивов следует добавить еще и роковую женщину (к этой фигуре мы еще вернемся).

Декадентскому стилю присущ также ряд отчетливо выделяемых особенностей. Чарльз Бернхаймер пишет: «Декадентский стиль искусствен, орнаментален, поверхностен, декоративен. Он фетишизирует мельчайшие подробности в ущерб органичной цельности. Это — стиль расчленения и распада»[1239] [1240]. Эллис Хансон тоже характеризует его как «изобилующий путаницей, дробностью и парадоксами», обнаруживающий «тягу к туманному и мистическому языку, страстное желание выжимать слова из загадочной символики или извращенной иронии»[1241]. К этим метким определениям мы хотели бы добавить, что декадентскому дискурсу, как правило, свойственна та или иная семантическая инверсия. В этом можно усмотреть некую пограничную черту — существующую на пороге между темой и стилем. Очевидный пример такого переворачивания — уже сама переоценка слова «декаданс», еще один пример — прославление Сатаны. Одним из декадентов, кто особенно упорно упражнялся в инверсии, был уже упоминавшийся Станислав Пшибышевский. Он постоянно переворачивал с ног на голову устоявшиеся ценности, резко менял привычные значения слов и мифических персонажей вроде Сатаны. Вот типичный пример: Пшибышевский отметал общеупотребительное значение слова Entartung (по-немецки — «дегенерация», «вырождение»), называя его чушью, и заявлял, что это явление, в котором медицинская наука XIX века усматривала угрозу для человечества, в действительности — просто повторяющаяся и необходимая стадия в развитии нашего биологического вида. По его уверениям, дегенерат — наделенный «нервной сверхчувствительностью» и страдающий «психической лихорадкой» — на деле является гением, вестником прогресса. А настоящие подонки общества — это как раз те, кто нападает на дегенеративность в нашем виде и на декадентство в литературе и искусстве[1242].