Меня трясло от неожиданной ревности, столь сильной, что я пугался своих чувств и замыкался, уходя на скалы, я думал о Курте и Робе, тех молодых, счастливых идиотах, что снимали на двоих квартиру и использовали вторую спальню под кабинет, ибо зачем им нужна была вторая спальня? Права была Лиз, когда кричала о нашем сумасшествии. Подозревать Роба Харли в попытке убить Мак-Феникса было просто нелепо.

Но если предположить, только предположить, что такое возможно…

Что должно было случиться, чтобы любовь Роба вдруг превратилась в ненависть, обернулась звериным стремлением уничтожить любой ценой?

Может, попытка женитьбы?

Это была месть. За Сандру.

Я не знал, что и думать. Я в принципе ничего не знал о леди Тайлер, а о звонке Слайту не могло быть и речи.

В первый же вечер Мак-Феникс отвел меня в сторону и ровным голосом попросил никуда не звонить. Не прыгать по скалам с телефоном в руке, не подбрасывать его в воздух, посылая смс-ки, не ездить по делам в Кингсайд, короче, отказаться от попыток связаться со Слайтом сразу и бесповоротно.

– Пойми, Джеймс, Роберт не прячется. Он тоже проходит курс терапии под присмотром Тима и по этой причине не может ничего такого натворить. Я оставил инспектору все нити, так что не ломай игры. Мне, видишь ли, любопытно, догадается ли Слайт, в чем тут дело, я даже заключил пари. Не мешай мне, Джеймс!

Я не мешал. И не потому, что на карту было поставлено мое морское путешествие и дружба с милордом. Я вообще старался не попадаться ему на глаза и больше общался с Тимом.

Питерс занимался тем, что возводил теплицу вокруг ненаглядных розовых кустов, копался в земле, утеплял корни мхом и самозабвенно расчищал новый участок сада, готовя землю под весенние посадки. Судя по всему, приезд Роба Харли и его капризное общество помешали садоводческим планам Тима, и теперь он спешно наверстывал упущенное время.

Я одевался потеплее, брал чай с коньяком в термосе, книгу и привычно устраивался в беседке. Я все лучше понимал лакея, с полувзгляда, с полужеста, меня потрясала его способность даже в жестах быть насмешливым и ироничным. Я искренне жалел, что неясная мне беда лишила Тима речи, а меня великолепного собеседника, умеющего выражать свои мысли кратко и емко. Возможно, все эти достоинства Тима были лишь моей фантазией, моей интерпретацией его ужимок, а на деле мысли его были отвратительно банальны, но я снова и снова искал его общества, чтобы насладиться безмолвной беседой то ли с собой, то ли с немым лакеем.

Впрочем, вряд ли Тим был лакеем. В эту странную во всех отношениях неделю в Стоун-хаусе многое в моем представлении об окружающем мире перевернулось с ног на голову. Так и Тим Питерс перестал быть слугой Мак-Феникса, вдруг превратившись в равного среди равных. Вместе с нами он садился за стол, принимал молчаливое участие в каминных беседах, как мы называли вечерние посиделки, даже играл в шахматы, легко обставляя Харли, пока мы с Куртом ломали копья на черно-белых полях. Но чаще я видел его с книгой. Читал Тим много и, как казалось на первый взгляд, бессистемно. Но зная характер охранника, я предполагал некую абстрактную цель, во имя которой поглощалось немыслимое количество литературы, просто цель эта нам, сирым и убогим, была неведома.