– Все в порядке, Джеймс. Сейчас я нажираюсь по другому поводу. Сегодня я отпеваю свое прошлое, я хороню его и плачу, но так надо. Я пью за будущее, черт возьми, и ночью утоплю фотографию в море. Я хочу жить здесь и сейчас. Я хочу все начать заново.
***
Путешествие по морю закончилось, едва я пристрастился к такой жизни; мы вошли в порт и не без сожалений покинули палубу «Александры». Земля привычно уходила из-под ног, так, что я диагностировал новую «земную» болезнь, ибо меня мутило в течение дня, отданного Куртом на адаптацию. Но, едва мне полегчало, мы поднялись на борт маленького самолета. Я совсем не силен в данной области и не могу назвать даже марки, но вроде как был моноплан. Или нет? В общем, едва придя в себя от продолжительного пребывания во власти одной из стихий, я отдался на милость другой, вполне, скажу вам, схожей, с ямами и потоками, и полетел в Швейцарию, в один из прелестных горных курортов, где спал два дня подряд, привыкая до кучи к перепаду высот.
Пребывание на курорте оказалось штукой, приятной во всех отношениях.
Курт лечился с присущим ему упорством маньяка, стремясь как можно скорее войти в прежнюю форму, не пропускал ни одной процедуры, соблюдал режим и даже питался по правилам. Колоссальная физическая нагрузка пошла ему на пользу, теперь заметное улучшение нужно было закреплять, шлифовать, ему спланировали специальный комплекс упражнений, он отрабатывал их, то с протяжными горными песнями, то с моими незабвенными мантрами, и выходило на удивление хорошо и гармонично.
Я совершенствовался.
Я учил язык, я посещал семинары, по возможности старался присутствовать при осмотре новоприбывших больных и в принципе быстро сделался своим в среде специалистов, коллегой, у которого спрашивали совета и охотно делились наработками.
Курту рекомендовали пешие прогулки, и мы уходили по горным тропам, изучали окрестности, любовались пейзажами, от которых щемило сердце. Горы лечили Мак-Феникса даже лучше, чем море. Горы были его родиной, и хотя веселые здешние склоны мало походили на кряжи Шотландии, здесь тоже были котловины с синевой озер, и замки, точно парящие в тумане.
Поначалу Мак-Феникс беспокоился за меня, но быстро понял, что далеко не всякий туман вводит меня в депрессивное состояние. Я и сам толком не понимал этого феномена психики, но существовала одна, весьма четко, категорично обозначенная разновидность тумана, даже в Лондоне нечастая, от которой мне срывало крышу, здесь же, в горах, высоко над уровнем моря мне ничего не грозило.
Это были чудесные дни. Нас поселили в маленьком коттедже; питались мы в общей столовой, каждый в своем графике, после процедур, тренировок и семинаров гуляли, разговаривали, обсуждали все на свете, могли часами сидеть и молча смотреть на осенние листья в стылой воде озер, они медленно колыхались, дрожали, точно звонкая медь, и вода была свинцовая, тяжелая, даже на вид холодная, как глаза Мак-Феникса. Здесь, в котловине, почти не было ветра, и если выглядывало славное сентябрьское солнце, становилось тепло, даже жарко, и тогда мы брали книги: я не терял надежды подсадить Курта на беллетристику, тот, подчиняясь мне, читал наших и зарубежных классиков, но видно было, как ему скучно.