Мы оба держались до последнего, до кругов перед глазами. И когда я упал на него, наконец, ощутив взрыв оргазма внутри и немедленно откликнувшись собственным, подумал, что я умер и разучился дышать, я прикусил губу до крови, чтобы не орать, и все равно орал, орал его имя, а потом наступила тьма.

Очнулся я оттого, что он звал меня по имени. От нежных, робких поцелуев в мокрый висок, таких, что заходилось сердце и было больно глотать.

– Ну что? – прошептал я, катая на языке соленую кровь, сцеловывая соленый пот с его ключицы. – Добился своего, да?

Он потерся щекой о мою макушку, фыркнул вполне благожелательно:

– Можно подумать, я один хотел.

Я хмыкнул и прижался плотнее, снова поцеловал, в шею, в скулу. Делалось как-то не по себе при мысли, что он позволил мне это сделать, привязать его, он, делавший только то, что хочет, подчинился мне, а ведь это был вопрос доверия, и ночь насилия, что так долго стояла между нами, таяла, как страшный сон, я больше не боялся быть с ним, совсем. Я отдался ему добровольно, я никогда ничего подобного не вытворял, и меня подмывало спросить, неужели он не чувствует, что так лучше, правильней, ну ведь стоило ради такого потерпеть! Это было полное детство, но мне так хотелось услышать, что ему хорошо со мной на моих условиях. Зачем? Я ведь и так видел, что ему хорошо, я это чувствовал, зачем слова? Я спросил другое:

– Курт, я придурок, да?

– Да, придурок. Только придурки и пингвины обрекают себя на полгода воздержания.

В его голосе чудилась счастливая улыбка, и я улыбнулся в ответ:

– Зато какой волшебный кайф! Вот зачем ты тогда уехал, Мак-Феникс?

Он помолчал, потом признал с какой-то светлой горечью:

– Был вызов. Не бридж, конечно, но тоже неприятность. Я рванул, а вызов оказался ложным. А ты зачем уехал, дурень, не мог пять минут пострадать? Я вез розы и шампанское, а ты… – пауза. – Развяжи меня, Джеймс.

– Зачем? Хочешь сбежать?

– Хочу тебя обнять. Это ты все время сбегаешь.

– Потом обнимешь, потерпи. Еще партию?

– Дурацкий вопрос, Джеймс Патерсон!

Он был моим. Совсем моим. Он мне подчинялся, покорялся, двигался в моем ритме, и это подкупало. Я расслабился и обнаглел. Я никогда раньше не был с парнями, и мне было интересно до жути. Нет, начальную теорию я знал, в этом плане была фора перед слабым полом: я реально знал, что доставит удовольствие мужчине. Но Курт… Мой Курт требовал глубокого изучения. Я прошелся пальцами и губами по всем доступным мне местам, я ловил малейший отклик, выискивал наиболее сильные зоны, не решившись пока на первый опыт минета, я ласкал языком его соски, как ласкал бы их женщине, облизывал его яйца, как делали женщины мне, и испытывал на нем приемы, какие рад был бы испытать на себе. Его забавляли и заводили мои исследования, он понимал и поощрял их, он раскрывался мне полностью и доводил до безумия своими стонами и откровенными комментариями. Он был горячим, чутким, охуительно послушным сладким мальчиком, он меня просто с ума сводил…