Я снова и снова набирал ее номер, и абонент находился вне зоны действия сети, какая уж там зона действия, на дне океана, под толщей воды, надежно укрытая одеялом тумана? Я не верил, отказывался верить, я упорно жал кнопки, бормоча: «Ну, возьми же трубку, возьми, девочка моя!», пока Курт не отобрал у меня телефон и не надавал по щекам. На его запястьях были красные полосы от бинтов, левую изрезанную руку он освободил, выломав прут из спинки кровати, едва понял, что произошло страшное и мне нужна его помощь, я прижимался к нему всем телом, точно он стал единственной опорой в жизни, и все не мог успокоиться.

Дон позвонил из клуба, сообщил, что все уладил, и мы занимаемся катастрофой на официальном уровне, нужно было ехать, но меня трясло так, что у Курта опускались руки. Со мной творилось что-то странное, страшное, я отталкивал его и не мог отпустить; я думал о том, чем занимался этой ночью, о чем мечтал, чем занимался вот теперь, каких-то полчаса назад, как ослепительно был счастлив, а в это время Мери, моя Мери… Что она чувствовала, девочка моя, что испытала, когда поняла, что самолет падает, падает вниз, и нет никакой надежды? Почему она не позвонила мне?

Чем я мог помочь ей, кроме как крикнуть напоследок слова любви, я не знал; я понимал, что если ей выпал шанс на звонок, он был не мне, я стал прошлым, но мне было жаль, до слез обидно, что вот так распорядилась судьба. Господи, если бы я отказался от Курта, возможно, мы бы все устроили, ей не пришлось бы улетать, она осталась бы со мной; и опять же я понимал, что не осталась бы, я видел, какой любовью светились ее глаза, когда она говорила о Фредди, но ничего, черт возьми, ничего не мог с собой поделать. Так же, как отказаться от Курта – не мог!

Это была болезнь, навязчивая идея, это был мой туман. Туман, одержавший победу, снова лишивший меня той, что была дороже всех прочих женщин. Я выбрал Курта, и туман пощадил его, но ту, от которой я отрекся, не захотел выпустить из плена, оставил себе навсегда.

– Джеймс, – тряс меня за плечи Мак-Феникс, бледный как мел, – ну возьми же себя в руки, соберись, давай, поехали, ткнешься в плечо Велли, напьешься с ним до чертиков, Веллиртон обладает исключительной целебной силой! Господи, Джеймс, если бы я знал, что ты так ее любишь, я бы не лез к тебе, совсем…

И я в ужасе снова цеплялся за него руками, начинал судорожно целовать его лицо, волосы, шею и шептать, как полоумный:

– Нет, Курт, не говори ерунды, только не оставляй меня, ты ничего не понимаешь, Курт! Да, я люблю ее, и буду любить всегда, ты даже не представляешь, что она для меня!