Я ни о чем не спрашивал, я просто не имел права расспрашивать его, а он молчал намертво, пытаясь отогреться рядом со мной, успокоиться моим запахом, моей близостью, совсем как тогда, в скалах; я гладил его волосы, целовал глаза, щеки, уголки окаменевших горьких губ, я шептал ему, что ждал, скучал, что все хорошо, что я здесь, с ним, и нужно выпить чаю с бренди, посидеть, покурить у камина, я распоряжусь, пусть снимает пальто… Снова застучали шаги по коридору, к нам вышел Дон и долго смотрел на обнимавшего меня Мак-Феникса.

– Согласился? – тихо спросил он, наконец.

– Да, – не глядя на него, также тихо ответил Курт.

– Я был против операции и твоего подключения.

– Я знаю. Спасибо.

– Я распоряжусь подать ужин в бильярдную.

Господи, слава Тебе! Операция, всего лишь, банальный заказ. Он никого не зарезал, не придушил, не пристрелил! У меня даже колени дрогнули от облегчения, что-то разладилось в организме, и все-таки я взял себя в руки. Заказ, похоже, недалеко уходил от прямого убийства. Неприятный поступил заказ.

Донерти ушел, и Курт, отведя мои руки, потянул с себя пальто. Он выглядел усталым и разбитым, полководец, уступивший обстоятельствам. И в то же время, черт его возьми, доволен был, как ребенок, заполучивший интересную игрушку. Я очень не любил, когда он был таким; милорд не знал вины, но каялся передо мной, и все его раскаяние сводилось к банальному «не смог устоять». Я-то знал: Мак-Феникса нельзя заставить, убедить, купить. Только заинтересовать.

– Джеймс, – исподлобья взглянул на меня милорд, бросая пальто подошедшему лакею, – сегодня я заночую в клубе.

– Срочная работа?

– Непростая. Нужно думать, много думать.

– Хорошо, – спокойно согласился я, – мне тоже хватает работы, я останусь с тобой. Я не буду мешать! – предупредил я его возражения. – Не буду лезть и домогаться. Все нормально, работай, просто… помни, что я рядом, ладно?

– Ладно, – он улыбнулся одними губами, глаза были холодны, беспощадны, как сталь клинка, отточенный разум уже работал над новой проблемой. – Поужинай со мной.

Мы ужинали втроем, Донерти составил нам компанию, был не слишком весел, но и не слишком скучен, он не огорчался согласием Курта, его волновало другое. Велли ночевал в своем лондонском доме у Гайд-парка, играя в доброго мальчика: близилось Рождество, к нему понаехали тетушки и незамужние кузины сомнительного родства, с сентиментальными поздравлениями и ненужными подарками, все это его крайне утомляло, выводило из себя, днем Берт скрывался в клубе, но ночи и отвратительные торжественные завтраки всецело принадлежали озверевшей семье. Барон по этому поводу стал раздражителен и мог взорваться из-за пустяка, зло было привычное, и он держался как мог, страдал бессонницей и проклинал святые праздники.