Я стоял и смотрел, а Курт держал меня за плечи; я чувствовал, как дрожат его руки, точно кто-то напугал его всерьез. Я не понимал, что происходит, я и теперь не понимаю, но картина Роба заставила Мак-Феникса принять какое-то решение. И пунктом этого решения, отправной точкой стала наша возможная разлука.

– Гибель Финголфина? – тихо спросил я Роба.

– Не бери в голову, Джеймс, – также тихо и очень трезво попросил он. – Просто ночной кошмар, не иначе, спьяну писал, Курт прав, сжечь надо к чертовой матери.

Курт осторожно забрал у меня картину, но я тронул его за плечо:

– Собираешься сжечь меня?

Мак-Феникс вздрогнул и замер на месте.

– Джеймс! – едва слышно укорил он.

– Я еще жив, Мак-Феникс! – Сказал я, ткнув рукой в полотно, но говоря на самом деле о себе реальном. – Я намерен бороться и умереть достойно, с чего вдруг аутодафе?

Он отставил спорный шедевр в сторону, шагнул ко мне и обнял, улыбнулся белыми губами:

– Спасибо, док, ты прав: поборемся еще.

И с вызовом посмотрел на Харли, точно в моей реакции обрел утраченное мужество.

Таким образом, кое-что прояснилось, но это была лишь одна из вершин подводного айсберга, один из вариантов развития событий. И глубже нырнуть мне не удавалось, хоть тресни.

Ситуацию разъяснил, как ни странно, Слайт.

Мой бесценный инспектор без устали звонил мне, наведывался поездом в Кингсайд, где мы сидели в средней руки трактире за пивом и трепались за жизнь, вытаскивал из клуба в Лондоне, в общем, не оставлял меня в моем горе и счастье, хотя категорически не одобрял связи с Мак-Фениксом. Он, как и покойная Мериен из морских глубин, не видел в этой связи ничего, кроме грозящей мне опасности. Кроме этой чертовой занесенной подошвы.

Следствие по делу о дорсетском маньяке зашло в тупик за отсутствием новых жертв; виновника аварии найти не удалось, – кто-то мастерски, профессионально умел заметать следы, точно знал, что и как будут искать сотрудники Скотланд-Ярда. Зато удалось найти труп Тома Коннерта, и отсюда шли новые проблемы, каких Слайт уже не ждал; от подробностей у меня перехватило дыхание и сердце ухнуло куда-то в район желудка.

Беднягу Тома нашли дайверы, нашли случайно, в двух километрах от пляжа с одеждой и предсмертной запиской, и находка эта сразу поставила под удар версию самоубийства. Потому что Томас нашелся в подводном гроте, куда не мог попасть ни вплавь, когда был жив, ни с помощью течений, рыб, иных тварей морских – после смерти. Он просто не мог там очутиться без акваланга; на голове обнаружилась гематома, но был ли он оглушен перед смертью или же ударился после, узнать не получилось за давностью преступления; с невысокой долей вероятности удалось установить, что он захлебнулся в сознании. Но как он попал в этот грот, оставалось загадкой. Сам ли покончил с собой под присмотром дотошных свидетелей, поспешивших убрать труп писателя с глаз долой? Помогли ли ему обрести покой? Отчего оставили вещи и записку, но спрятали тело?